За кухонным столом сидели трое: восьмилетняя Лена, ее мать Раиса и сожитель Роман. Мать с сожителем были пьяны.
– Ешь, Ленка, быстрее! – сердито произнесла Раиса. – Пойдешь к своей бабке. Поживешь там немного. Меня в больницу кладут… Домой не прибегай. Дома никого не будет.
Лена сердито, исподлобья посмотрела на мать и на довольного дядю Романа. Ее рот, набитый картошкой и соленой капустой, перекосился и маленькое личико сморщилось. Такая перспектива ей не нравилась, несмотря на то, что жизнь здесь не казалась медом. Мать с дядей Романом пили почти каждый день и постоянно ругались, иногда дрались. Лену не трогали пальцем, но ей испуганной девочке, хватало скандалов. Дядя Рома был хоть и злым, но никогда не поднимал руку на мать, за исключением тех случаев, когда она сама лезла к нему с кулаками. Он лишь только защищался, отталкивая и шлепая вредную женщину по мягким местам. Но и этого было достаточно, чтобы обзавестись синяками.
На столе стояла тарелка с вареной круглой картошкой и тарелка с соленой капустой, наваленной горкой, обложенная порезанными переквашенными огурцами. Тут же стояли две стопки, бутылка и пепельница.
– Так, одежду я тебе собрала, вон там в сумке… надень-ка чистое платье.
– Денег мне дай! – произнес грубо Роман.
– Ага, щас, держи карман шире! – ответила Раиса тоже грубо.
Лена зашла в комнату, достала из шифоньера скомканное платье и сказала:
– Оно помятое.
– Ничего, бабка погладит, давай живо…
Роман все еще сидел на кухне.
Небольшой старый домишко с двумя комнатами: кухней и залом был внутри и снаружи оштукатурен да побелен. Вернее, побелен он был очень давно. Раиса не уделяла должное внимание своему дому, как и дочери. Она заботилась только о себе и сожителе. Лена частенько ночевала у бабки Маши, которую не очень та благотворила. Бабка была сурова, но справедлива. Суровой она была к своей дочери Раисе, которую частенько ругала и называла «кукушкой».
Обстановка в доме тоже была старой. В зале стояла драная тахта и железная кровать, на которой спала Лена, с застиранным постельным бельем; полированный в трещинах шифоньер; пол облезлый, два деревянных окна давно не крашены, на них синие грязные шторы. На кухне стоял голубой кухонный гарнитур в разводах, кое-как протираемой хозяйкой; стол и три облезлых табурета; на окне не было штор, а висело покрывало, которым занавешивали окно на ночь.
