Читать Ной - Николай Лединский

Глава первая. 1941 год, Рафаил.

Гитлер утвердил план «Окончательного решения еврейского вопроса» в начале лета 1941 года.

Из речи рейхсфюрера СС Гиммлера на совещании группенфюреров СС, рейхсляйтеров и гауляйтеров: «Я хочу поговорить здесь с вами со всей откровенностью об очень серьезном деле. Между собой мы будем говорить совершенно откровенно, но публично никогда не будем упоминать об этом. Я сейчас имею в виду «эвакуацию евреев» – истребление еврейского народа. Еврейский народ будет искоренен, говорит каждый член нашей партии. И это вполне понятно, ибо записано в нашей программе. Искоренение евреев, истребление их – мы делаем это. Большинство из вас знает, что такое 100 трупов, лежащих рядом, или 500, или 1000 лежащих трупов. В этом кругу я могу сказать прямо: хорошо, что у нас хватает суровости уничтожать евреев в наших владениях. Еврейский вопрос в оккупированных нами странах будет решен путем полного изведения евреев. У нас есть моральное право и обязанность перед нашим народом убить этот народ. Останутся только те евреи, которым удастся найти укрытие. Это славная страница нашей истории».

«А ленинградская Лиговка, где я родился и жил, пахнет конфетами… Нет, не просто какими-то там подушечками в обсыпке, а хорошей карамелью. Смешно, правда? А для меня чувство дома возникает всякий раз, когда этот аромат начинает щекотать ноздри. Не знаю, что бы я отдал за то, чтобы идти сейчас вместе с женой и сыном по родной улице, вдыхая привычный запах. Здесь же ничем не пахнет. Нет, скорее пахнет – это запах ужаса, который, словно сорокаградусный мороз, сковал всех захваченных евреев, идущих в колонне вместе со мной по наполненным немецкими солдатами и вывесками улицам Мозыря. Идиотизм какой-то! Я, взрослый мужчина, иду в неизвестность вместе со своей семьёй. Нет, не так. Позволяю вести себя и их, покорно семеню под прицелами автоматчиков. Предположим, я сейчас кинусь на одного из них. Может быть, я убегу, а может быть, погибну. А толку-то что? Разве я смогу спасти Аню и маленького Моисея? Нет, я должен идти и думать, думать, думать, как мне спасти семью. Я сильный человек, я не боюсь ничего, кроме… Я это даже говорить не буду. Мося, ты ещё такой маленький, вцепился в меня, словно веришь, что я смогу уберечь тебя от беды! И я должен, я просто обязан что-то сделать! Давай, Рафа, думай! Ты сможешь! Не зря же люди верили в тебя! А некоторые считали доктором-волшебником! Да, хоть одна нога у меня немного коротковата, но успевал я всегда, когда моя помощь кому-то требовалась. И вот теперь… Нет, не жалей себя! Не смей, Рафа! Сейчас не до тебя. Взгляни вокруг – нет ли знакомых. Вон, сколько местных, несмотря на запрет, стоит вдоль улицы. Хорошие люди, только вот лица у них нехорошие: запуганные и скорбные. Человек, как животное, чует приближение смерти. Никто им ничего не сообщал, а словно духом чуют. Попрощаться вышли…»