Было однажды дело – поехал я на неделю отдохнуть в горах. Выбирал я долго и остановился на селе Верхний Бирагзанг. Кто хоть раз бывал в Северной Осетии, должен понять, какие виды из окна мне подарил мой выбор! Да, летом Бирагзанг истинно хорош.
Поселился я в съемном домишке. Скромный, без помпезности, но уютный и ухоженный – потолок на меня не обваливался и мыши под половицу меня не утащили. Жилище мое находилось совсем недалеко от термальных источников, минут десять ходьбы. Каждый день за символические триста рублей я жадно облизывал взглядом горы, лежа в горячей воде и делая перерывы на прием пищи в близлежащем кафе. Купания я завершал ближе к обеду, когда к комплексу подъезжали автобусы, набитые туристами.
Вечерами я отдыхал дома, развалившись в кресле у буржуйки с книжкой. А время между обедом и ужином я проводил в прогулках вдоль реки Ардон и общении со своими временными соседями.
Среди них, кстати, попадались весьма интересные персоны. По правую сторону дома от меня жила, собственно, хозяйка арендованного мной обиталища. Фатима Асланбековна жила в Верхнем Бирагзанге уже лет сорок – с тех пор как вышла замуж за местного водителя грузовой газели. Детей они с мужем завести не успели. Супруг скончался из-за оторвавшегося тромба, и Фатима Асланбековна навсегда осталась вдовой. Пока в доме, где остановился я, проживали тесть и свекровь Фатимы, она всеми правдами и неправдами доставала пропитание для себя и для них. Она очень любила покойного мужа и его семью, а собственной никогда не имела, поэтому Мерет и Ираклий стали для нее даже больше, чем родными. Хватаясь за любую работу, она не спала ночами, и днями тоже не спала. Старики тоже полюбили девушку и старались помогать, как могли, но что с них возьмешь? Вот, в сорок пять Фатима Асланбековна лишилась и их. Долго не знала, куда податься, думала наложить на себя руки. Но однажды нашла воробушка с перебитым крылом и лапками. Выходила, отпустила, а он все не уходит. Так и стали вдвоем жить. Стала Фатима Асланбековна сдавать второй домик посуточно – от денег уже не зависела. Потом нашла голубя, собакой потрепанного. Тоже выходила. Так за полтора десятка лет дом ее весь набился птицами. Ради них и жила.
Слева от меня жил слабоумный Шаукус. В детстве доктора сказали, что ребенок в развитии отстает. У осетин в таких случаях принято давать чаду собачье имя, чтобы излечить его. Так и назвали Шаукус – Черный пес. Разумом он, к сожалению, так и не окреп, зато силы у него было немерено! Встал я как-то с ним за стол на руках бороться – в Осетии это называется скандрбек – и будто за камень взялся и тужусь его согнуть! И из глины парень лепит замечательно – хоть в Лувр! Тем и живет.
