Полная луна медленно плыла над горизонтом, освещая руины. Отбрасываемые развалинами тени сплетались друг с другом, образую причудливые и жуткие картины. Одинокий ворон, парящий над останками некогда величественного города, своим карканьем возвещал о возвращении Господина Ночи. И теперь под его немигающим взглядом кошмары и безумные видения обретали жизнь.
На холме, среди развалившихся сторожевых башен, всё ещё возвышались остатки замка. Там, в чудом сохранившейся зале со сценой, забившись в угол, сидел человек, чьи глаза безумно блестели, отражая свет сотни расставленных вокруг свечей. Это был рослый, пожилой мужчина в грязной серой тунике. У его ног успокаивающе сверкал тонкий серебряный обруч, украшенный крупным аметистом, время от времени он бросал на него взгляд полный страха и отчаянья. Раскачиваясь из стороны в сторону, безумец напевал себе по нос:
«Квазир был лучшим из царских певцов
И песни его обходились без слов.
Голос барда рождал в зрителя уме –
Образ яркий, подобно вспышке во тьме.
И вот Модсогнир дорожа таким слугой –
Забеспокоился, как бы ни прервался того путь земной.
Повелел он мастеру великому Галару
И его знаменитому подмастерью Фьялару:
Как следует потрудиться,
Дабы потомки могли голосом барда насладиться.
Долго думали братья, как сей подвиг свершить,
И для таланта Квазира дверь в вечность открыть.
В итоге преподнесли они царю механизм заводной,
Внутри с Квазира отрезанной головой.
Прошли века, нет уж Модсогнира давно,
Но голос поэта звучит всё равно!»
– Крух! – донеслось с улицы.
Старик со страхом посмотрел на единственное зарешёченное окно, из которого был отчётливо виден огромный сверкающий диск полной луны, и прошептал:
«Ворон, предвестник кошмара.
Ворон, спутник судьбы удара.
Ворон, молю дай мне забвенье,
Хотя бы на одно мгновенье!»
– Как продвигается работа Орфей?
Вздрогнув, безумец медленно повернулся. В покосившемся входном проёме стоял темноволосый эленрим, высокого даже по их меркам роста. Чёрная одежда оттеняла его неестественно бледное худое лицо с острыми скулами, на котором особенно выделялись глаза. Глубоко посаженные, полуприкрытые, янтарного цвета, они будто светились в темноте.
Облизнув губы, старик спросил:
«Владыка ночи, хозяин грёз,
Что за весть ты мне принёс?»
– Твои стихи становятся всё хуже и хуже Орфей, – голос у вошедшего был приятен и мягок, произнося слова, он слегка их растягивал. – Я принёс ноты. Так, как продвигается работа?
