УРОКИ ГРАФОМАНИИ
– Графомания в острой форме, – так бы я, сегодняшний, диагностировал недуг, сразивший меня во времена работы внештатником в редакции городской газеты "Коммунист Сумгаита".
Не будучи филологом, довольно легко вписался я в авторский коллектив, ибо потребность прессы в свежих перьях неутолима, а жители города, в большинстве своём завербованные на химические новостройки были выходцами из азербайджанских сёл. Малообразованные, тёмные.
Вот и кропал стишки на злобу дня, и – за неимением лучшего – их исправно публиковали, и я прослыл поэтом. И возомнил о себе целый ворох чего…
А когда в редакции надоумили бойкого "автора-куплетиста" обратиться в литобъединение при ЦК ЛКСМ Азербайджана в Баку, я подумал, отчего бы и нет…
....................
Азернешр. Что-то от обводов многопалубного океанского лайнера явственно проступает в благородных очертаниях породистого дома, в плавных линиях многоярусных балконов, опоясывающих изящный корпус.
У подножья Дома-корабля плещется толпа: через улицу – знаменитый Зелёный Базар.
– Кутум! Свежий кутум, – надрывается худощавый брюнет в чумазой униформе.
Рядом – лоток молчаливой тётушки с переползающими друг по другу змееподобными миногами. Тут же над расстеленными брезентовыми полями буйствуют ароматы пышных снопов знаменитой южной зелени… Кинза, рейхан, шпинат – глаза разбегаются…
Оставив по левую руку азартный галдёж, ныряю в прохладный подъезд. Мраморная лестница, актовый зал.
Сжимаю в ладони рулончик экзерсисов изящной словесности.
И вот он, мой выход в сладком предвкушении триумфа…
......................
По Базарной улице, не замечая ничего вокруг, плетётся понурый человек. Что-то бормочет, клянётся самому себе, что никогда больше нога его не ступит…
..............................
Но ещё не раз и не два приду я в заветный Дом. И вполне сойдусь с Зоилами, так безжалостно обрушившими мои представления о себе любимом.
Управлял задиристым ЛИТО Владимир Азимович Кафаров. Маститый переводчик, он частенько делился с начинающими поэтами спецификой литературной работы…
– Как, – рассуждал он, – не растеряв оттенки, воплотить эту симфонию чувственности в чужеродной среде иного языка, как сохранить неповторимую мелодику в переводе на русский, столь отличающийся выразительной палитрой от "французского языка востока" – сладкоголосого фарси?
