Нотариус монотонно и быстро бубнил под нос текст документа. Я смотрела на его красивые губы и слушала голос.
Виктор Иванович был слишком похож на своего сына. Вернее, это его сын был копией отца, но мне от этого не легче. Я сидела напротив человека, которого ненавидела сильнее всех в своей жизни.
Ладно, сильнее я ненавидела его сына.
В моем родном городе было несколько нотариусов, но я все время попадала к Раевскому.
В комнате пахло вишневым дымом. Виктор Иванович всегда курил эти странные крепкие сигареты. Так пахли для меня страдание, боль, страх.
Нужно было оставить папе доверенность и попросить возиться с продажей.
Я вздохнула. Папа и без меня вечно занят. Работа, другая работа, свои звери, Светины звери, приютские звери, свой дом, который вечно требует внимания, Светин дом, который…
В общем, папу я не просила.
– Все верно? – Раевский повысил голос, привлекая мое внимание. – Ева Евгеньевна!
– Д-да, – брякнула я заикаясь.
Он мог читать мне Библию или справочник садовода вслух с одинаковым успехом. Все, о чем я могла думать – как поскорее отсюда убраться со своими документами.
Помощник положил передо мной бумаги для подписи. Я отчаянно молилась, чтобы не напутать ничего. Где полное имя, где просто автограф.
Еще одной встречи с отцом Ильи я не переживу.
Мне и в городе этом было тяжело дышать, а уж рядом с Раевским…
Я зачем-то глянула на него между подписями и встретила взгляд холодных красивых глаз.
В меня словно тысяча игл вонзились. Стало жарко, потом холодно. Я сжимала ручку изо всех сил, чтобы не выдать дрожь.
Наконец все закончилось, и меня отпустили.
Разумеется, я не стала собирать документы в кабинете, а сгребла все в кучу и помчалась прочь.
Уже на улице я сообразила, что не смогу вызвать такси без рук силой мысли. Пришлось изображать волшебство жонглирования и засовывать документы в папочку навесу. Как ни странно, ни одна бумажка не улетела. Я застегнула папку на молнию и полезла в карман за телефоном.
Но тут я почувствовала запах вишневого табака, а потом сильный захват на своем локте.
– На минуточку, Ева, – проговорил Раевский и потащил меня за угол дома.
Слова застряли в горле, я вспотела и собиралась задрожать.
Ах, к черту!!!
Мне больше не восемнадцать, и он не имеет никакого права меня хватать и запугивать. Я хотела крикнуть или рявкнуть, но с губ сорвался жалкий писк.
