Читать Москва-Париж - Александр Жарких

Меня больше всего интересует человек, который способен пожертвовать собой, своим образом жизни – неважно, ради чего приносится эта жертва: ради духовных ценностей, или ради другого человека, или ради собственного спасения, или ради всего вместе. Такое поведение по своей природе исключает все те эгоистические побуждения, которые обычно считают лежащими в основе "нормальных" поступков; оно опровергает законы материалистического мировоззрения. Оно часто абсурдно и непрактично. Несмотря на это – или именно по этой причине – человек, который действует таким образом, способен глобально изменить жизнь людей и ход истории.

Андрей Тарковский

– Париж-то будем строить? Или как?..

– Давай Эйфелеву башню построим где-нибудь в районе Парка Победы. И от неё прямо до Кремля проложим по Кутузовскому и Новому Арбату… Елисейские Поля. А Москву-реку назовём Новой Сеной и построим мосты через неё… Красивые, новые! А не эти, чугунно-советские и лужковско-собянинские.

– Слушай, а где бы ты тогда поставила Собор Парижской Богоматери?

– Ну как где?.. Конечно, на Балчуге, на острове. Там, где сейчас «Карандаши» стоят и Дом музыки, там место похожее.

…Она смеялась, говоря совершенно невозможные вещи, и мы, старательно обходя летние лужи Якиманской набережной, медленно шли в направлении Болотной площади, наслаждаясь тёплым днём и лёгким флёром общения друг с другом. В своём воображении графику сухих слов она наверняка преобразовывала в красочные картины парижских улиц. Я видел, как одно только упоминание бульваров центральных округов Парижа наполняло особенным блеском её большие зелёные глаза. Держа меня за руку, Вера мысленно вела меня на Монмартр и незаметно подводила к Сакре-Кёр – через пошловато-разгульное место с кафешками, засиженное уличными торговцами и псевдохудожниками, подводила меня к знаменитому собору, посвящённому Святому семейству, который был словно огромный инопланетный корабль, неожиданно приземлившийся на самом высоком холме Парижа. А потом мы с ней весело спускались по ступеням и пологим лужайкам куда-то вниз, наверное, к Пляс Пигаль и узким улочкам 18-го округа, отыскивая в своём сознании и другие открыточные виды ненастоящего Парижа.

Наше тогдашнее чувство рассуждало примерно так – раз мы не можем пока туда поехать, значит, всё это нужно просто нарисовать в своём воображении. Иногда она просила меня остановиться и закрыть глаза, чтобы получше представить всё это. Но моим закрытым глазам нужны были ориентиры. А какие могут быть ориентиры, если вокруг нас Москва?