Когда Колька приезжал на каникулы к бабушке, деревня замирала. Бабушка Кольку называла «Бедоносец». Там, где он появлялся, вечно что-то происходило. Энергия в нем бурлила и переливалась через край. Затеи свои он воплощал в жизнь, нисколько не задумываясь о последствиях. Решил ли помочь соседке или озадачивался вопросом, что будет, если поджечь сухую траву за околицей – исполнял незамедлительно.
Кур выпустит из сарая. Пусть гуляют, – решал Колька и отодвигал щеколду. Хозяйка потом битый час ловит да запирает несушек. Либо свинье загон откроет, а она пол-огорода разроет. Мерзлое белье палкой обстучит. Снимут белье, оттает, а там дыры. Кобеля злющего с цепи спустит. И сам же удирает, перепрыгивая через заборчики. Бабушка только охала, смазывая вечером многочисленные Колькины ссадины и синяки.
Полдеревни было Колькиными дядьями и тетками. Колька по утрам обходил родственников. Там молочка попьет, там луку зеленого с черным хлебом налупится, а у кого-то на обед останется. Он уже знал у кого пироги удачные, у кого щи наваристей, а кто из теток стряпать не умеет.
Обычный мальчик. Да не очень удобный. Ляпал всегда, что думал. А думал он постоянно. Пришел к тетке Лене, да и прилип:
– Теть Лен, а чё сапоги Витьки-тракториста у двери валяются?
Та заюлила, хоть и вдовая была:
– Мои это сапоги. Мужа покойного.
Колька дальше прёт:
– Не, Витькины. Я точно знаю. Вон сбоку пятно от краски. Я нечаянно ему на сапог опрокинул банку, когда он забор красил тетке Маше.
Машка давно Витьку прикармливала. Тетка Лена нахмурилась, сунула Кольке кусок хлеба:
– Иди, малец. Некогда мне, стирку затеваю.
А сама огородами к Машке с разборками.
Никто не знал, Колька простодушен до крайности либо хитер, как змей. Еще бывало, явится в гости и прямиком подойдет картинку поправит на стене или там книжку какую с полки вытащит полистать. А там заначка! И ни разу стервец не промахнулся! Мужики только зубами скрипели, перепрятывали и в дом старались Бедоносца не зазывать.
Любил Колька петь, но пел всегда одну песню. Идет по улице, голосит: «У кошки четыре ноги, позади у нее длинный хвост…» Может, слова ему нравились, а может, нравился одноглазый Мамочка из «Республики Шкид», певший эту песню.