Так он и сидел на скамейке, около старинного двухэтажного дома, выкрашенного в дурацкий жёлтый цвет, на него падал синий свет от фонаря, а с неба летели крупные хлопья снега, рисуя замысловатые узоры в чёрном небе. Владимир Константинович, так его когда-то звали. А сейчас он был просто стариком, пережившим свой возраст дожития. Он сидел на скамейке в одиночестве и тишине, на коленях его аккуратно лежала картонная папка, бережно укрытая полой пальто. Задрав голову вверх, он ловил снежинки ртом. И, казалось, это безмятежное занятие доставляет ему удовольствие. Однако, его рука беспрестанно теребила браслет. Браслет жизни. Он уже ровно год, без трёх минут, показывал только черноту. Не понятно почему министр Попечительства определил именно семьдесят два года. Заслуженный отдых приходил в шестьдесят семь, потом работников отправляли в дальние районы Московии, где престарелые граждане доживали свой век в компании ровесников."Свой век" был рассчитан до семидесяти одного, тогда синий экран браслета просто гас, и это означало, что ровно через год придут они – вершители – а что будет потом, не знал никто, да и не хотели знать. Все граждане Московии, от Центра до Урала, свято верили, что мудрое правительство заботится о них, сняв тяжёлый груз ответственности и принятия решений и, взвалив эту непосильную ношу на свои плечи, помогает своим гражданам достойно жить на благо общества.
Впервые браслет жизни маленький Володя увидел когда ему едва исполнилось три года. В конце декабря 2024-го, как раз в канун Новогодних праздников, папа пришёл с работы и принёс это чудо. Папа… Как же давно он не произносил и не слышал этого слова. Владимир Константинович бережно погладил папку, лежавшую у него на коленях. В этой тоненькой картонной папке ещё прошлого века, была вся его жизнь. Именно его жизнь. Он сидел и силился вспомнить лица из своего детства, отца, маму, бабушку. Его память рисовала сильные руки, с шершавыми ладонями и толстыми, как ему тогда казалось, пальцами – это отец. Но лицо… Как ни пытался, никак не всплывало в голове. А это мама – нежные руки, тонкие пальцы, слегка узловатые, от постоянной игры на пианино. Она была учителем музыки… И тут в памяти поплыла мелодия, которая звучала в доме тогда, в детстве. Сейчас он не мог вспомнить автора, а сама мелодия посвящалась какой-то девушке и называлась "К…", имени он тоже не мог вспомнить. А ведь когда-то он представлял её себе ярко: синее платье с рюшечками, белокурые волосы крупными локонами спадающие на кружевной воротничок вычурного платья… Что же с ним случилось?.. Как ни пытался он напрягать свою память, что-то будто держало её взаперти. Он легко мог воспроизвести в памяти любую из цепочек ДНК, которые создавал и репродуцировал в лаборатории, где проработал весь свой век, но никак не мог вспомнить имени мамы или лица папы. Но, обладая привилегиями, он хотя бы знал своих детей. В отличие от многих других граждан Московии.
