– Растудыть твою налево кренделем десять раз через колено да прямо в душу! – не выдержал Уильям, наступив в очередной раз на очередной же камешек.
Этими камешками на островке было усыпано все! Вот буквально все горизонтальные поверхности в камешках. И даже наклонные поверхности в камешках. В маленьких камешках и в камешках покрупнее. В ярких, пестреньких камешках и простых серых, невзрачных камешках. В очень разных камешках. У всех этих камешков было лишь одно общее свойство – они все были очень колкими.
Ботинки Уильяма не справлялись с этой напастью. Его специальные, безумно дорогие ботинки для путешествий – с усиленной подошвой, химически обработанные, магически и еще черт знает какими способами защищенные – не справлялись. Да что там! Ботинки пали смертью храбрых уже в первую неделю пребывания Уильяма на острове.
Во что они превратились спустя месяц? Правильно, об этом лучше не думать. И не смотреть. И не вспоминать. Но как же больно ногам!
Уильям Кернс искренне считал, что наука стоила жертв. Но каждый раз надеялся, что удастся обойтись без них. И каждый раз надежды оказывались напрасными. В этот раз пришлось жертвовать ботинками. И ногами. Не так уж и много, если подумать. За то, чтобы месяц прожить у канаков, это вообще мелочь!
Целый месяц у канаков. Месяц! Он первый и пока единственный из чужеземцев, кто удостоился подобной чести!
Четыре недели он наблюдал жизнь изолированного племени, быт неконтактного народа изнутри. Да за такую возможность можно не только истерзанные ступни пережить – подумаешь, колко! – а вообще ногами по колено пожертвовать! Или даже выше. Хотя… Хм!
Осторожно ступая и прижимая к груди тяжелый саквояж, Уильям шел к берегу за своим проводником. Сегодня, как и в первый день его пребывания на острове, гостя сопровождал жрец. Сигнал на корабль уже подали, и скоро придет шлюпка. Пора прощаться с радушными хозяевами.
Как же много весит бумага! А много бумаги весит еще больше! Но это по весу много. Уильям покосился на раздутую сумку в своих руках. И по объему много. А по жизни – мало! Исписал и изрисовал за это время все! Хотя, казалось, брал с запасом. В конце отмеренного срока пришлось использовать листы, которые заполнял в первые дни и где писал размашисто, не экономя бумагу, и вписывать что-то туда между строк, на полях, сокращая… Дай бог потом разобраться, что записал! Но что было делать? Отлучаться с острова ему в течение этого месяца запретили: дескать, мы тебя не неволим, можешь уплыть в любое время, но обратно не вернешься. И когда канаки решаться впустить еще кого-то к себе, неизвестно, но точно не скоро. А у самих канаков бумаги нет. У них
