Читать Воспоминания (1916-1936) - Софья Благая

На обложке фотография мемуаристки в детстве с матерью Софьей Николаевной и отцом Дмитрием Дмитриевичем Благими

Воспоминания моей бабушки, Софьи Дмитриевны Благой (1916–1984), несмотря на относительно небольшой объём, затрагивают разнообразные темы. Это и история её семьи, как по отцовской (Благие), так и по материнской (Савёловы и Чаплыгины) линиям, и жизнь семьи в последние годы существования Российской империи. А также трудности и неожиданные повороты судьбы, с которыми Благие столкнулись в 1920-е годы, когда неоднократно вынуждены были переезжать с места на место, часто – почти в экстремальных условиях.

Помимо уникальных подробностей и событий семейной истории, которые невозможно было бы узнать никак иначе, воспоминания интересны яркими бытовыми деталями, дающими представление о жизни относительно типичной нетитулованной дворянской семьи среднего достатка в предреволюционной Москве, а позднее – в совершенно иных условиях, в Оренбурге и Кызыл-Орде 1920-х, а затем в Подмосковье 1930-х.

Насколько известно, больше никто из предков или ближайших родственников Софьи Дмитриевны не писал мемуаров, если не считать краткой автобиографии её единокровного брата Дмитрия Дмитриевича Благого «Мой путь в науку о литературе» (в кн. кн.: Советские писатели. Автобиографии. Том IV. Москва: Художественная литература, 1972 С. 84-97) и нескольких мемуарных очерков его сына, Дмитрия Дмитриевича Благого, которые по содержанию никак не пересекаются с воспоминаниями Софьи Дмитриевны.

Начальная часть мемуаров, посвященная бабушкам и дедушкам Софьи Дмитриевны, молодости её родителей, основана на устных рассказах, которые мемуаристка воспроизводила по памяти, много десятилетий спустя. Поэтому неудивительно, что там есть неточности, которые удалось установить по документам и разного рода справочникам. Вместе с тем её рассказ достоверен, некоторые интересные детали, даже происходившие примерно за век до записи мемуаров, нашли подтверждение в других источниках. Нельзя не восхититься памятью мемуаристки, в которой отложилось множество событий и имен – знакомых, соседей, одноклассников. Причём, в тех случаях, когда это можно проверить, рассказ полностью или в основе такую проверку выдерживает.

К сожалению, мемуары обрываются на событиях 1936 года, что вполне можно объяснить психологически. Легко представить, как непросто было бы писать, даже по прошествии многих лет, о наиболее страшных и травмирующих событиях её жизни: «большом терроре» 1937 года, затронувшем многих её знакомых по институту, начале войны, депортации в Казахстан, трагической смерти единственного сына, тяготах ссыльной жизни.