Началась эта история слякотной зимой 1991 года, в то время я еще верой и правдой служил несуществующему уж ныне государству, которому присягал не за живот , а за совесть нести службу в любой точке страны и за ее пределами. Звонок раздался абсолютно неожиданно от моего старого другана – Димки Сайдинова, с которым я познакомился в могучей кузнице кадров для практически всех отраслей нашего народного хозяйства, кроме своей целевой – в нашей родной керосинке. Связь наша прервалась, когда он по собственному желанию после окончания института пошел служить офицером-двухгодичником в нашу могучую и несокрушимую, а потом врал нам, что служил в Афгане, причем все мы понимали, что он врет, но поддакивали и просили вновь и вновь рассказать разные истории из его "боевой службы", а он рассказывал взахлеб, прерывая рассказ на то, чтобы выпить залпом стакан портвейна, и, по мере его действия, истории становились все трагичнее, трогательнее, прерывались иногда скупой мужской слезой на небритой щеке, но , как правило, действо это прерывал голос Ануфрия – Андрюхи Ануфриева, моего одногруппника, который после окончания все той же керосинки, естественно, пошел служить не на буровую, а в КГБ.
– Да не пи…ди, ты. Не был ты ни в каком Афгане!!!
Женщины наши, также всё знавшие и понимавшие, стыдливо отводили глаза, парни начинали увещевать Ануфрия :
– Андрей, ну зачем ты так? А может, он и правда там был? – хотя прекрасно знали, что его там и близко не было – служил он два года в Майкопской мотострелковой бригаде, а потом на учебной базе в Молькино.
Дима , прерванный на самом патетическом месте:
– … когда мы ехали на бронике по Кандагару, и раздались первые выстрелы по нам, то мой механик-водитель Ефим Марущак, в каком-то порыве, вначале закрыл бронещиток у меня , а потом уже у себя…
Вот на этом месте и раздалось саркастическое Андрюхино "не пи…ди". Когда я присутствовал при этой сцене впервые, был несказанно удивлен тем, что во-первых, если Димка врет, то зачем тридцатилетнему мужику это надо, и во-вторых, как спокойно к этому отнеслись все присутствующие. Оказалось в нашей компании, это стало уже традицией, я как-то это пропустил, видимо давно не встречались. Дальше я не переставал удивляться еще больше. Дима, резко прервав повествование, как будто тот самый Марущак не уберег-таки командира от душманской пули, смахнул слезу, встал на нетвердые ноги, скрипнул зубами и произнес, глядя исподлобья Андрею в глаза, словно через прицел автомата :