Последний вдох мой – полно воли,
Мне не испить твоей любви.
В душе ты тоже жаждешь боли.
Но тебя не трону я. Беги.
– Вот же говнюк живучий!
Зимовцев, хрипя морозным воздухом, перекатывается на живот, силится приподняться на локтях. Сгребает закостенелыми пальцами пригоршню снега, дрожащими руками пытается поднести лёд к разбитым губам.
– … да ты глянь, он землю жрёт. Точно полоумный!
– А я вам, что о нём говорил? Псих!
На ладонях остаются сгустки крови, по скрюченным пальцам медленно тает снег.
Зимовцев сглатывает – жив…
– … мразь!
И снова муть в глазах. Скрип снега под ухом, глухие удары о тело. От этих идиотских звуков небо так и ходит из стороны в сторону.
«Чёрт, хватит сотрясаться, вселенная», – ухмыляется Зимовцев, пьянея от собственной боли.
А ведь вначале он отбрёхивался рвано, зло. И не сразу понял, что бесполезно.
Мокрые волосы примерзают к снегу под головой, от этого немеют мысли. Хочется утонуть в земле.
– Эй! – Зимовцев пытается дотянуться до луны скрюченным пальцем. – Слышишь, пошла ты, вселенная! Мне и в таком положении недурно. Видишь, как мне весело?
– Плюнь уже, валим! Валим, живо! Засекли, пидорасы!
Зимовцев моргает, возвращая себя в сознание, медленно поворачивает голову. Одним уцелевшим глазом смотрит вслед удирающим вдоль дороги чёрным курткам. Веселье кончилось.
«Пора бы и мне домой».
Зимовцев поднимает руку, пальцем стирает с глаза потёкшую кровь. Смотрит на размазанные следы на руке. Понимает, что неплохо было бы заснуть прямо здесь, даже не меняя позы. Жаль, не дело так. Макс голову оторвёт, а затем снова запрёт в обезьяннике.
Когда Зимовцев встаёт на ноги, в лицо ему тут же ударяет свет фар, за ним ещё и ещё, заставляя, ослеплённого, отступать, прикрывая глаза рукой. Одним ухом Зимовцев слышит грохочущую дорогу. Поворачивается, бредёт прочь.
И есть только небо, покачивающееся из стороны в сторону, и снег. Косо летящий снег.
«Тирилим бом-бом, тирилим бом-бом», – Зимовцев водит в такт мелодии пальцем туда-сюда, словно аккомпанируя своей шатающейся походке.
Продолжая брести наугад, Зимовцев замедляется, вытягивает перед собой руки, пытается сцапать крупицы снега – не выходит, пальцы не гнутся. Остаётся лишь хвататься за воздух.
Зимовцев усмехается, размазывая боль по всему лицу.
Вот и вход в метро – там лестница, здесь главное не упасть. Уже что-то поинтересней того, чтобы тупо вышагивать без цели снаружи.
