“Всё под контролем, пока ты сам в это веришь.” – Шарль Буковски
Полноватый, уже седой человек сидел на террасе своего подмосковного дома, с видом хозяина жизни попыхивая сигарой. Он не любил сигары, но считал их атрибутом успешного мужчины, тем более что их часто дарили коробками на корпоративах.
Дом, доставшийся в наследство от отца, медленно поглощала энтропия, как и всё, что так или иначе связано с эпохой развитого социализма.
– Этот дом помнит лучшие времена, – бормотал он, макая сигару в виски.
– Анастас! – раздался из дома раздраженный крик.
Супруга, затянутая в домашний халат, появилась в дверях с телефоном в одной руке и чашкой кофе в другой.
– Они опять хотят предоплату, – сказала она, пожимая плечами и делая круглые глаза.
– Ничего платить не будем, – ответил он, вспыхнув, как зажигалка. – Пока не сделают хоть что-нибудь.
– Они говорят, что им надо купить материалы.
– Пусть покупают на свои, – отрезал он. – Вечером приеду посмотрю. Главное – держать контроль.
Эти слова были для него мантрой. Держать контроль – над строителями, над женой, над всей своей жизнью, которую он с каждым годом чувствовал всё более ускользающей. Человек этот не подозревал, что ремонт станет не просто долгой битвой с бригадами строителей, но и путешествием вглубь самого себя. Причём без проводника и с риском заблудиться.
«Жизнь – это не шахматы, где важна стратегия. Это рулетка, где важен подход к крупье.» – Виктор Пелевин
Звали его Анастас Олегович Дергачёв, но сослуживцы, предпочитали сокращение – ДАО. В этом прозвище было нечто мистическое, как будто оно само указывало на неведомый путь, но сам ДАО воспринимал его просто как удачную игру букв. Имя Анастас досталось ему от родителей, страстно любивших любую власть, будь то царская, советская или даже военная диктатура. Особенной любовью они пылали к Анастасу Микояну – мастеру выживания в условиях, когда твой ближайший друг мог превратиться в личного врага ещё до обеда.
– От Ильича до Ильича без инфаркта и паралича, – говорил отец, выгружая из потертого фибрового чемоданчика наркомснабовский паёк.
Отец оставил ему не только дом в Подмосковье, но и весь спектр нехитрых механизмов социальной эволюции. Он мог учить своего сына часами, как правильно подать руку, как в нужный момент изобразить искреннее восхищение начальником или как невзначай упомянуть общих знакомых. Однако вместе с этими навыками он оставил в наследство и органическую ненависть ко всему чуждому: чуркам, хохлам, чухонцам и другим представителям меньшинств разного рода. Упоминание имени "Израиль Яковлевич" вызывало у него гримасу апоплексии: красные глаза, пена у рта, сжатые кулаки. Армянский вопрос он, конечно же, обходил стороной, потому что Анастас Микоян был слишком важным символом для его системы координат.
