– Зачем позволила ему забрать завтра Камиля со школы? Кто он такой, чёрт побери!
Я слышал, как мой отец кричал и бесновался в соседней комнате. По сдержанному шёпоту мамы было заметно, что она чувствует вину, но старается выдержать тот страшный натиск и горячую ярость, которыми её буквально испепеляли.
– Говори, пожалуйста, тише! Камиль спит! Ему рано вставать на первый урок! – тихо попросила она, и моё сердце наполнилось к ней жалостью и любовью.
Однако её просьба осталась без внимания. Горячий вулкан проснулся и извергал потоки кипящей лавы.
– Как ты не понимаешь, Гулечка! Восемь лет от него не было ни слуху, ни духу и вот…, понимаешь, выискался папочка! Надо гнать в шею таких отцов! Где он якшался, когда пацан был в ясельном возрасте, а?! Где он прятался, когда Камилька пошёл в детский садик, а затем в школу? Не знаешь?! Нет! Ответь мне?! Где? Где?! Парнишка второй класс успешно завершает. И вдруг, внезапно папашка вспомнил о сыне!
Он ругнулся. Я навострил уши. Мне понравилось витиеватое матерное слово, которое я ещё не слыхивал ранее и гордо мог использовать перед ошалевшими одноклассниками. Мама ойкнула. Затем подошла и плотно прикрыла дверь в спальню.
– Это его настоящий отец, Равиль! – сконфуженно подсказала мама. – Я не могу запретить! Это не в моей власти. Когда Камильчик вырастет, то сам сделает вывод и решит – общаться дальше с Анваром или нет. Я нисколько не воспрепятствую их встрече. Пусть увидит повзрослевшего сына и сделает выводы. И ты, пожалуйста, не ругай меня!
Я соскочил с кровати и прижался ухом к двери. Мне стала жутко интересна тема о каком-то втором отце, который завтра должен забрать меня с последнего урока.
– Зачем ты вообще ответила на телефонный звонок, Гуля? Не нужно было даже вступать с ним в разговор. Пусть не вмешивается в нашу семью и обходит дом стороной. Иначе ему крепко достанется от меня!
Я понял, что отец ревнует маму к прошлому, которое громоздкой и опасной тенью напомнило о себе. Я знал, как папа сильно любит маму и меня, опасаясь, что его семейное счастье могут украсть.
– Прости, Равиль! – прозвучало еле слышно.
Затем всё затихло, как при уроке, когда учительница строго буравит класс через толстые окуляры очков. Мне стало грустно. Я сильно любил маму, и за её слёзы мог отдубасить любого даже самого грозного врага, но и папу не хотелось обижать. Он был мне близок и дорог. Мне нравилось, как он в шутку щёлкал меня по носу и громко хохоча, обзывал сопливым юнгой. Я не знал значение слова «юнга», поэтому меня коробило только обидное дополнение – «сопливый». Поэтому на всякий случай я перестал в его присутствии доставать и катать из носа козявочные шарики.
