Прежде чем приступить к повествованию, хочу объяснить читателю, почему я это делаю. Ведь любую историю рассказывают не просто так. В моём случае отправной точкой были старые магнитофонные записи. Я обнаружил их среди отцовских вещей. Пожелтевшая пыльная коробка. По всему видно, много лет к ней никто не прикасался. Однако внутри, как и во всех отцовских вещах, царил привычный и такой знакомый порядок. Во время работы он умел создавать вокруг себя невероятный хаос, но по окончанию оной каждая вещь занимала своё место соответственно рангу и необходимости снова извлечь её, когда это понадобится.
Итак, небольшой картонный куб, наполовину заполненный магнитофонными катушками и кассетами. Всё подписано каллиграфическим почерком, пронумеровано, указаны даты, название записи, тип магнитофона, скорость вращения и даже место, где эта запись проводилась. Если сказать, что вид этих старых, вышедших из употребления вещей произвёл на меня эффект электрического удара, это не будет метафорой. Моё тело содрогнулось, когда, вглядываясь в надписи на кассетах, я понял, что передо мной лежит. Помню, вытирал испарину и удивлялся, как можно было вычеркнуть из памяти тот странный, изматывающий период моего детства. На самом деле я, конечно, не забывал о нём, но в нашей семье существовало негласное табу – поднимать эти темы всё равно, что в доме повешенного говорить о верёвке. Да и, кроме того, эта часть нашей жизни казалась столь невероятной, что память проделала одну из тех вещей, которую она обычно вытворяет со снами, то есть упрятала это глубоко-глубоко и, казалось бы, навсегда.
А тут – эта коробка как заряд динамита. Перед глазами возникли и хаотично понеслись фрагменты детства, закружились обрывки фраз и предметы – много предметов: изглоданные временем наконечники стрел, медальоны с непонятными надписями, берестяные грамоты… И отец – его лицо, то внимательное, то крайне огорчённое…
Глава первая. Мой отец и наконечник стрелы
Мой отец, Виктор Андреевич Плетнёв, отдавался всякому занятию без остатка. Историк по профессии и исследователь по природе он то с головой уходил в археологию, месяцами пропадая на раскопках, то запирался в лаборатории с реставраторами, восстанавливая давно истлевшую кольчугу или пятисотлетнею икону, то, отгородившись баррикадами книг, дни напролёт не выходил из своего кабинета.
