Пёс получил в нос влажный дух тумана, друга росы, призрака дождя. Мокрого покрывала, водяной россыпи, что становилась каждое утро всё более седой. Уже не отдельные пряди, целые локоны до восхода серебрились иначе, не весёлою капелью июня, а продолговатыми колючими бусами сентября. Запах тумана пролез в дом как обычно, по-пластунски, через незапертую для Пса дверь на веранду. Через эту огромную дыру заставляющую половину домашних вспоминать, где лежат тёплые одеяла, где живёт в этом просторном доме плед. Дыру, дующую внутрь стелящимся по верблюжьим носкам ветром. Как губы домового, что дует на свою нечаянную ранку, полученную об угол дизайнерского стола. Но закрыть дверь ради тепла, нет, не можно. Ни у кого в доме нет таких конституционных прав. Псу нужен постоянный доступ к тёмному огороженному пространству, к его земле. Через неё он берёт силу, в неё и писает, и клады прячет, c ней советуется. По ней уходит его магия ко всем, кто ждёт чуда. По ней по утру стелется до самого носа дыхание тумана. Над ней стоит по ночам псовая звезда.
Разбуженный туманом, с влажным носом, привычно он оббежал лестницы и коридоры, убедился, что все на местах. Новый день начинается для всех, не только для собаки. Поверив в это, в существование людей, в свет, в грядущий завтрак, в игры и баловство, Пёс улёгся на лучшем месте. На высоком диване о четырёх деревянных ножках, с покрывалом, напоминающим орнамент традиционных шотландских накидок. С накладками на боковых частях из самого натурального дерева, с запахом людей, с дебелой пружинной основой, окутанной кокосовой стружкой. Умели раньше делать диваны. Уважали собак. Сейчас это редкость. Да и не найти желающих вспереть такое чудо, под двести килограммов, по узкой дощатой лестнице на второй этаж. В диванную. Ради ежеутренней дремоты Пса, разбуженного уже дуновением из дыры, но ещё ждущего пробуждения домочадцев, сверяющих утро по сочетанию цифр, а не по длине тени и не по запахам из приоткрытой двери.
Они же, кожаные люди, с тонкими длинными пальцами, не торопятся, скрипят артрозами, охают невралгиями, миопией теребят необходимые вещицы, гиперкератозами нащупывают тапки. Живое в доме медленно расползается из тёплых углов в прохладные, из пустых в сытные. Ненужные ночью предметы начинают быть определяющими. Занавески дёргаются, пропускают ярило внутрь, повторно информируют диванного Пса о новом дне. Он спускается к входной двери, свежий и пружинистый, будто и не обходил весь дом, и беззвучно ожидает начала прогулки. То знак прочим всем, зашевелиться проворнее, осмысленно перемещаться и завершать туалетные дела. Поворот головы, зрительный контакт с поспешающим человеком, и, главная дверь отворяется. Хотя Пёс мог выйти через незакрытую веранду, это другое. Выход на прогулку с людьми осуществляется через их парадную дверь. Лёгкий обход владений, сквозь заросли ирисов и лилейника, согнутых сентябрём почти до земли, прыжок над клумбой с декоративным луком, нечаянное помятие хостов и новая пауза, теперь уже у ворот. Человеки сегодня не поспевают, трясут связками ключей, промахиваются мимо обуви. Отчего-то смотрят на ясное утреннее небо и думают о зонте. Хватит же так громко думать, пора идти! Всего не предусмотришь. Куда как лучше отрастить себе плотную шерсть и не заботиться больше о капризах климата. Мысли ещё никого не согрели. Ворота. Выход. Улица. Машина гудит. Радио шипит. Лес и поле приближаются.
