(Пьеса – детектив)
Одноактный моноспектакль по одноименному рассказу Эдгара По.
Действующие лица: Молодой человек.
Сценография по усмотрению режиссера.
– Ну, да! Я нервен, нервен ужасно – дальше уж некуда; всегда был и остаюсь таким; но откуда вы взяли, что я сумасшедший? Болезнь лишь обострила мою восприимчивость, а не нарушила, не притупила ее. Особенно же изощрился мой слух. Я слышал все сущее на небесах и в недрах. Я слышал многое в преисподней. Какой же я сумасшедший? Вот послушайте только! Да заметьте, как здраво и гладко я поведу свой рассказ.
Затрудняюсь определить, как этот замысел пришел мне на ум; но, как только он возник, мне не стало от него покоя ни днем, ни ночью. Сам старик тут был ни при чем. Ненависти к нему я не испытывал. Я любил старика. Взять хотя бы этот случай. Пожарил я себе на завтрак яичницу из двух яиц, а аппетита не было вовсе, и я понял, что проглотить смогу только одно. Тут он из своей комнаты ковыляет. Я ему кричу: «Егорий Яныч….. – Надо же, какое имячко! – не соблаговолите со мной завтрак разделить? Разделил.
Старик мне ничем не досадил. Не обидел меня ни разу. На деньги его я не зарился. По-моему все дело в этом……..глазище! Один глаз у него был, как у Грифы – водянисто голубой, подернутый блестящей пленкой. Когда он смотрел на меня. у меня каждый раз стыла кровь в жилах. И вот как-то не сразу, я и додумался прикончить старика. Чтобы не видать этого глаза навеки!
А теперь главное, вы видимо вообразили, будто я сошел с ума. Но сумасшедшие ведь ничего не смыслят. А посмотрели бы вы на меня! До чего хитро все было обдумано, как все учтено, предусмотрено заранее, до чего ловко я прикидывался, затеяв это дело. Никогда ещё я не был так добр к старику, как последнюю неделю до убийства. По ночам же, около полуночи, я отпирал замок на его двери и чуть открывал ее….о, совсем не слышно. Приотворив настолько, что пройдет голова, я просовывал в дверь маленький фонарик, светивший так слабо, что не сразу и заметишь. Я продвигался вперед медленно….бесшумно, чтобы не спугнуть сон старика. И направлял луч фонарика на это его грифово око. И такие штуки я проделывал семь бесконечных ночей подряд, всегда ровно в полночь; но глаз оказывался закрытым, и совершить задуманное было немыслимо, потому что не сам же старик донимал меня, а только его Дурной Глаз! А по утрам, только займется день, я входил к нему как ни в чем не бывало, подбадривал его, дружески окликал по имени и интересовался, как он провел ночь. Так что, как видите, старик должен был просто читать в мыслях, чтобы заподозрить, что еженощно, ровно в двенадцать, я подглядываю за ним в дверь, пока он спит.
