У неё сладкая профессия, но горькая жизнь
Мимолётным виденьем проскакивает яркая вспышка – боль, давящая, теснящая сердце в груди, отбивающая барабанный ритм в ушах, боль, которая терзает и не оставляет шанса на выживание. Вот, что я почувствовала и всё ещё ощущаю с того мига, как врач озвучила мой диагноз.
Моя самая большая мечта развеялась по ветру, как крупицы пепла от сожжённого письма.
«Вы никогда не сможете иметь детей», – билось где-то в мозгу грубым женским голосом.
«Никогда»…
Откуда ей знать? Она всевидящая? Как можно такое говорить? Что за бестактность? А как же надежда на чудо? Ведь в жизни всякое бывает…
Раз в год и палка стреляет…
Кто знает, может, мне повезёт?
Я выхожу из женской консультации в полном беспамятстве, ощущаю лёгкое дуновение апрельского ветра, а как добираюсь домой, не понимаю. Я опустошена, выпотрошена, выпита досуха.
Открываю дверь – в нос бьёт запах горелого мяса.
– О, – раздаётся из кухни, – соизволила вернуться? – грубо приветствует муж, выходя навстречу, принося с собой сизый дым, которым пропитан воздух.
Что за ужас на нём? Где он взял эти кошмарные растянутые подштанники мерзко-бирюзового цвета? Волосы в разные стороны. Снова весь день дома?
– Ты почему не на работе? – глухо спрашиваю и скидываю туфли на тонкой шпильке.
– А тебе лишь бы я работал побольше, – бурчит и скрывается на нашей маленькой кухоньке в шесть квадратов. – Сама-то, что дома забыла? Или у вас в конторе в кои-то веки рабочий день, как у белых людей, закончился в пять?
– Нет, я была у врача… – слышу свой голос, а звучит он безлико, будто и не я вовсе говорю.
– Заболела? – Матвей снова показывает нос из-за двери и недоверчиво рассматривает голубыми глазами, как же наивно он выглядит, а ведь ему двадцать восемь…
– Нет. Я в душ схожу и расскажу, – ставлю сумку на скамью в прихожей и как в тумане на негнущихся ногах иду прямиком в ванную комнату.
«Снова один из светильников перегорел, – задираю голову, – над раковиной. Что Матвей целыми днями дома делает?»
Из крана, как обычно, сначала вырывается поток ледяной воды, а как кран проплёвывается, температура становится комфортной. Смываю весь услышанный и пережитый ужас и плетусь в комнату.
Накидываю мрачный атласный халат и пушистые тапки и вползаю на кухню.
– Что у тебя случилось? – безразлично спрашивает муж.
