Экипаж еще отдыхал после заморозки, а капитан Михаил Калинин уже стоял на мостике. Если так можно назвать небольшой блок, где помещались всего две стойки панелей управления да видеостена, создающая иллюзию пространства.
Михаилу здесь было тесно, как в клетке. Он усмехнулся, вспомнив, что за глаза его называют Медведь. За то, что огромный, и за то, что русский. Калинин знал и был не в обиде. Сравнение с могучим вымершим зверем, легендой сибирских земель, ему даже льстило.
Капитан подошёл к панели управления и запросил данные по состоянию системы. Удовлетворенно хмыкнул, вызвал изображение на видеостену. Приблизил. Картинка выводилась с камер, выглянувших из лючков на носу корабля, но Михаилу казалось, будто он стоит перед огромным иллюминатором и обозревает будущие владения.
Большой зеленоватый континент среди голубой водной глади. Две полярных шапки и белая поволока облаков. Вот он, Кеплер, ближайшая к солнечной системе планета, пригодная для колонизации, их новый дом.
После криокапсулы мутило, и картинка перед глазами слегка плыла. Мерзкая, конечно, процедура эта заморозка. Но через гиперпространство по-другому никак. Спасибо биологам, придумали гибернацию в криогеле.
Кстати, о биологах.
На мостик вышел Джейсон Мильштейн. Скорее выполз, еле отрывая от пола магнитные ботинки.
А была бы настоящая гравитация, так вообще на ногах не стоял бы? На него и в лучшие времена смотреть было тошно: худющий, бледный, с вечными темными кругами под глазами. После заморозки цвет лица приобрёл зеленоватый оттенок.
– Приветствую, капитан! – прокаркал Мильштейн на английском и вяло взмахнул рукой.
Калинин со школы не любил этот невнятный и лицемерный язык. Но именно английский считался международным. Сильное влияние Объединенной Америки на мировую политику сказывалось даже после третьей мировой. И хотя сейчас доминировал Китай, переходить на иероглифы никто не собирался.
– Неважно выглядите. – Михаил строго посмотрел на учёного. – У вас ещё сорок минут на отдых после криокапсулы.
– Мои жизненные показатели в норме. Пришел посмотреть на наше будущее кладбище.
– Я смотрю, вы оптимист, – усмехнулся Михаил.
– Там куча заразы, которая со временем приспособится и начнёт выкашивать людей пачками.
– То есть ваши препараты никуда не годятся? А зачем мы тащим с собой столько лабораторных животных? – Михаил вспомнил ряды маленьких криокапсул с мышами, крысами и кроликами.
