Читать Дитя тьмы - Михаил Гинзбург

Скрежет. Металл – жадный, голодный – вгрызался в камень, визжал так, что вой сигнального рога, захлебнувшийся яростью над двором Чернокаменной Цитадели, казался колыбельной. Каэл не смотрел вниз. Нельзя. Лишний дюйм – и пять лет каменного мешка покажутся курортом перед тем, что сделает с ним стража. Или равнодушные клыки скал внизу. Пальцы – мясо, содранное до кости – скользили по мокрому выступу. Тело – натянутая струна, ищущая опору в пустоте. Легкие – кузнечные мехи, в них пожар. Каждый мускул – агония. Над головой, по галерее – дробь сапог, гортанные выкрики. Псы учуяли.

Рывок. Снова. Челюсти свело судорогой, во рту привкус крови и крошева от собственных зубов. Ветер – ледяной скальпель – полоснул по лицу, принес запах. Свобода? Нет, пока лишь смолистая горечь леса и стылая сырость тумана, что клубился за внешней стеной. Этот запах. Он вел его полгода. Пока пальцы превращали тюремную ложку в подобие крюка. Пока глаза в темноте камеры чертили карту маршрута по памяти и обрывкам подслушанных разговоров. Пока каждая клетка тела ждала эту ночь – безлунную, укутанную в саван тумана. Не сорваться. Не дать им этого зрелища.

Под стопой – предательский хруст. Камень? Или трухлявая балка, оскалившаяся из кладки? Секунда полета – та, что длится вечность. Нутро стянуло в тугой, ледяной узел. Успел. Перехватился, повис на одних руках. Старые рубцы на спине – натянулись, заныли. Внизу, во дворе – мечущиеся огни факелов. Пляска смерти. Почти увидели. Время – песок сквозь пальцы.

Прыжок. Вслепую, в молочную слепоту тумана, навстречу неизвестности. Удар о землю выбил остатки воздуха, отозвался болью в каждой кости. Тьма на мгновение сомкнулась, но он вцепился в сознание, не дал ему уйти. Лежать нельзя.

Сквозь звон в ушах – лай собак, далекий, но приближающийся. Яростные голоса. Он поднялся, пошатываясь. Ноги дрожали, но держали. Лес. Стена черных копий сосен и елей, едва различимая в рваных клочьях стылой ваты, что цеплялась за ветви. Там – спасение. Может быть.

Рванул через открытое пространство, пригибаясь, скользя тенью. Каждый шорох за спиной казался лязгом доспехов, каждая колыхнувшаяся от ветра ветка – рукой стражника. Лес принял его в свои холодные, сырые объятья. Ветки хлестали по лицу, корни – корявые пальцы древнего мертвеца – пытались схватить за ноги. Туман здесь был плотнее, липкой паутиной окутывал деревья, глушил звуки. Но лай собак становился ближе. Они шли по следу.