Читать «Анатомия государства» и другие эссе - Мюррей Ротбард

Почти повсеместно государство считается институтом, который предоставляет общественные услуги. Некоторые теоретики благоговейно превозносят государство как апофеоз общества; другие считают его дружелюбной, хотя зачастую и неэффективной организацией для достижения общественных целей; но почти все считают его необходимым средством достижения целей человечества, средством, которое должно быть противопоставлено «частному сектору» и часто побеждать в этой конкуренции ресурсов.

С распространением демократии отождествление государства с обществом усилилось до такой степени, что часто можно услышать мнения, нарушающие практически все постулаты разума и здравого смысла, вроде «правительство – это мы». Полезный собирательный термин «мы» позволил набросить идеологический камуфляж на реальность политической жизни. Если «правительство – это мы», тогда все, что правительство ни делает с человеком, не только справедливо и нетиранично, но также «добровольно» со стороны соответствующего индивида. Если правительство взяло на себя огромный государственный долг, который надо выплатить, облагая налогами одну группу в пользу другой, реальность этого бремени вуалируется фразой «мы должны сами себе»; если правительство призывает человека в армию или бросает его в тюрьму за инакомыслие, то «он делает это сам с собой» и поэтому ничего предосудительного не произошло. Если следовать этой логике, тогда евреи, убитые нацистским правительством, не были убиты; вместо этого они, должно быть, «совершили самоубийство», так как они были правительством (которое было избрано демократическим путем) и поэтому все, что с ними сделало правительство, было добровольно с их стороны. Казалось бы, нет необходимости это обсуждать, однако подавляющее большинство людей подвержено этому заблуждению в большей или меньшей степени.

Поэтому нам следует подчеркнуть, что «мы» – не правительство, а правительство – не «мы». Правительство никоим точным образом не «представляет» большинство народа[1]. Но даже если бы оно и представляло, даже если 70 % народа решило бы убить остальные 30 %, все равно это было бы убийством, а не добровольным самоубийством со стороны истребленного меньшинства[2]. Никакой органической метафоре, никакой бессмысленной банальности вроде «мы все часть друг друга» не следует позволять затмевать этот базовый факт.