Лето 1978 года в Небраске разливалось густым, тягучим зноем, словно растопленный ирис на горячем асфальте. Солнце, безжалостный медный диск в выцветшем голубом небе, правило балом с рассвета до заката, превращая воздух в дрожащее марево над бескрайними кукурузными полями. Эти поля, плотной зеленой стеной подступавшие к самым окраинам городка Хармони Крик, были альфой и омегой здешней жизни. Они кормили, определяли ритм года – от весенней посадки до осенней уборки – и хранили свои тайны в шелесте высоких стеблей. Казалось, сам воздух здесь был пропитан сладковатым запахом силоса и пылью с проселочных дорог, взметаемой редкими пикапами.
Хармони Крик жил своей неспешной, почти сонной жизнью. Время здесь текло иначе, чем в больших городах, о которых Элис читала в своих книгах. Оно измерялось не минутами, а сменой сезонов, звоном церковного колокола по воскресеньям да гудком поезда, дважды в день нарушавшим полуденную дремоту. Главная улица, Мэйн-стрит, была витриной этого благополучия: аккуратные фасады магазинчиков, сверкающая чистотой аптека старого мистера Смита, кинотеатр «Звезда» с афишей какого-то пыльного вестерна, застывшей там, казалось, с прошлого лета. По тротуарам неторопливо передвигались жители, обмениваясь короткими кивками или замечаниями о погоде. Все всех знали, или, по крайней мере, делали вид, что знают. Жизнь текла по накатанной колее: работа, дом, воскресная служба, редкие выезды в окружной центр за покупками.
Но под этой пасторальной поверхностью скрывалось невидимое разделение. Городок, как и многие ему подобные, был негласно поделен на две части. Ближе к реке, на тенистых улицах с ровными газонами и солидными кирпичными домами, жили те, кого считали элитой. Врачи, юристы, владельцы крупных ферм и бизнесов, вроде отца Джесси, Тео, директора преуспевающей строительной фирмы. Здесь воздух казался чище, тишина – глубже, а взгляды – чуть более снисходительными. Ухоженные сады благоухали розами, поливальные установки чертили радуги над изумрудной травой, а у ворот стояли внушительные седаны и новенькие пикапы. Это был мир, где проблемы обсуждались шепотом за закрытыми дверями, а неприятности старались не выносить на публику. Семья Джесси принадлежала к этому кругу – их дом был одним из самых больших на Элм-стрит, с белым забором и безупречной лужайкой, где Аделаида, мать Джесси, часто возилась с цветами.
