Женя проснулась неожиданно и не “по протоколу” – не в режиме полной активации после настроенного под ее биоритмы сна, а на девятнадцатой минуте до рассвета. Биоритм-контроллер выдал отклонение от рекомендованного состояния – семь процентов – достаточно,чтобы при следующем профилактическом осмотре TrustNet пересчитал коэффициент ее надежности. Сновидений Женя не видела, но ее не покидало странное ощущение, будто кто-то чужой наблюдал за ней изнутри.
Стряхнув наваждение, она встала, не включая свет. За окном – приглушённый неон мегаполиса, в котором утро не начиналось, а просто сменяло оттенок.
Молча, на автомате, она заварила себе «нейтровкус» – питательную жидкость без вкуса и запаха. Напиток напоминал её жизнь, в чувство и эмоции заменили на эквиваленты – удобные и прогнозируемые.
Зеркало в ванной не отражало лица – по протоколу конфиденциальности отображение активировалось только после сканирования поведенческого состояние. Женя провела ладонью по холодной поверхности. Отображение наконец проявилось: бледное, осунувшееся, глаза глубоко в орбитах. TrustNet молчал–значит не все так плохо, тревога укладывалась в статистическое отклонение.
Сферайя, мегаполис – кластер на сто сорок восемь миллионов сознаний, просыпался медленно –как организм, в котором связь играла роль крови, а мысли обслуживались искусственным интеллектом. Здесь не было органов власти, контрольных, правоохранительных или избирательных органов. Здесь никто не обращался напрямую к государству. Управление, соблюдение законов, обеспечение правопорядка, жалобы, заявления,тревоги и подозрения – все это происходило через TrustNet: цифровая плоть нового мира, его распознаватель боли и надежды.
Женя работала эмоаналитиком в отделе фильтрации – расщепляла поток человеческих сигналов на “шум” и “смысл”. Крик,поступающий на детекторы TrustNet мог означать все что угодно – от фальсификации боли в целях розыгрыша до эмоционального рикошета в бытовом семейном конфликте, не достойным внимания. Ее задачей было отделять “зерна от плевел”, истинное от ложного.Порой она чувствовала себя психиатрической станцией для всего города.
На рабочем модуле – узкая капсула в башне управления – всё было, как всегда: приглушенный шум вентиляторов, пахнущие пластиком наушники, и живая лента сигналов. Каждый – чей-то голос. Чей-то страх. Или чей-то спектакль.
