«Синее… размытое…. Подводное солнце… о, если б ты знало, как я люблю твои круглые, бесконечные уголки… как я люблю твою раненную, изрезанную течениями границу… Ах, я так редко молчу тебе о таких вещах… так редко пускаю пузыри к твоему теплому, угасающему свету… Я… я так не хочу тебе в этом признаваться… но я сильно – ах, если б ты знало, как сильно… как ненормально я люблю весь твой мир… и само тебя… и все твои вспышечки, пятнышки и ионы… Но, слушай! слушай еще, подожди!.. хоть я так не люблю молчать обо всем, чего рядом нету… Ведь я все равно никогда бы не смог сказать, что̀ для меня значит Твое дно… и как же сильно, как больно я люблю твою морскую слепую пучину… как я трясусь за всю эту дымную, черную пыль… всю эту холодную, мутную, точно железную воду… как мне нравится слушать дрожь дна по ночам… видеть тени китов… искать манящие фотофоры… люблю мелких рачков и всяких рыб, осьминогов и ежиков… Уважаемое солнце, я должен тебе признаться… я вижу, что тебе уже пора уходить… то есть: восходить… поэтому… может, тогда уже лучше в другой раз… я… у меня так болят глаза… мне… так тяжело… дышать… я… пра… прости меня, Солнце!.. Солнце!.. я а… … …»
Наставал новый день. Муравейники просыпались в человеческих головах, и медленно покрывалась тьмой вся восточная правая часть мирового океана. Овечки терлись шерстью о своих ослов на лугах, и лезли друг друга целовать счастливые мартышки, молекулы, вещества и губы. Совсем другое дело происходило на морском дне. Здесь, в одном из подводных городов, проснулся один из самых агрессивных обитателей этих глубин – рак отшельник. Жил он в обычной бутылке из-под вина, в толще океанического дна, на самой окраине поддонного государства. И вот – черная, черная до такой степени, что могла бы сойти за цвет или свет тьма – криво ползет по материковому шельфу. И вот уже одна из ее кривых – похожих на жидкие волосы теней неуловимо проваливается к подножию мирового моря. Ступень за ступенью в нее превращается каждая пелагиаль и наконец эта свежая живительная мгла дотрагивается до каждого божьего существа, зарытого или слитого как металл с древним подводным ложем. В бутылку рака отшельника начинает заползать ее черный – настолько черный, что становится даже как-то ярче – свет и с тяжестью начинает солить слепые пятна в его мизерных позеленевших белках для зрения. Paguroidea начинает просыпаться и будет просыпаться еще следующие пол часа. Затем встанет и потащит первую пару своих ходильных ног к угрязнителю ракового рыла. Наилит рыло и выполнит все прочие полуночные процедуры. Его домашняя пиявка, увидав, что он проснулся, первая подплывет к нему и обовьется вокруг его тощей, как спичка, шеи.
