Я, должно быть, никогда не познаю трёх чрезвычайно важных истин – как работают магниты, почему на выборах побеждают идиоты, и за какие, чёрт подери, прегрешения меня в тот день решили покарать боги Солнца из всех мифологий мира. Ибо стоило мне лишь самую чуточку прийти в себя и приоткрыть глаза, как их немедля выжег беспощадный рассвет, осеняющий своим утром город. Может кому-то солнце сейчас было жизненно необходимо, но только не человеку вроде меня, что был вынужден прервать довольно успешный процесс поднимания самого себя из бессознательного состояния и отвлечься на попытку не зажарить себе мозги. Я отказался от идеи тут же встать и начать во всём разбираться и прилёг обратно. Вскоре надёжно защищённые веками глаза более-менее попривыкли к невиданному световому буйству, и мой разум разгрузился для размышлений.
Поразмышлять же и впрямь было над чем. Хотя бы над экзистенциальным вопросом «Кто я?». Нетривиально, но жизненно – так вышло, что тем утром я очнулся будучи в полнейшем неведенье относительно своей личности, своего прошлого. Я знал лишь, что прошлая ночь была довольно, кхм, весёлой. Всё остальное же… Не, я читал, конечно, про ретроградную амнезию, но испытать её на себе уж точно не ожидал на своём веку.
Впрочем, довольно впустую валяться. Эдак и обратно в бессознанье провалиться можно. Кем бы я ни был, я точно не был рохлей, который впадает в истерику от любой мелочи. Да, даже от потери памяти. Так что я, приложив некоторое усилие, поднялся на ноги, поболтал головой, разгоняя нехорошие мысли, и, наконец, огляделся.
Судьба занесла меня в относительно небольшую квартирку, точнее – в её спальню. Внимательно осмотрев освещённые рассветом стены и общее убранство, – грубый рабочий столик, покрытый изъеденным сигаретными ожогами лаком, небольшой замызганный сейф с помятой и открытой дверцей, парой напольных ламп под крикливо-изумрудными абажурами и ковёр, прикрывающий кривоватый пол, – я подумал, что её владельцу не помешал бы самоучитель по художественному вкусу для чайников. Глянув под себя, я порадовался, что не имею привычки думать вслух.
Я очнулся на кровати, и эта кровать оказалась не пуста. У моих ног, укрытый смятым одеялом и горой щепок, покоился, по-видимому, хозяин квартиры. Грузный благообразный мужчина, чьи подбородки заботливо укрывала пятидневная щетина, звездой распластался на матрасе, и его лоб украшала здоровенная шишка. По одежде трудно было определить его место в социальной лестнице, но я выдвинул предположение, что он должен быть из какого-то ведомства. Уж больно приличным и официальным был его наряд, будто у полицейского на гражданке. Вернее, был бы, не будь он весь в неведомо откуда взявшейся трухе и обломках.
