Читать Безмятежность - Федор Шейд

Крокодилу отрезало голову где-то на шоссе, а я даже не знал, где именно. Говорят, грузовик переехал, но подробностей нет. Крови, наверно, было много. Не уверен, правда, есть ли вообще у крокодилов кровь. Хотя их вроде называют холоднокровными, – значит, есть, просто холодная.

Моя начальница Инесса вызвала меня и сказала: «Необходимо узнать, как умер крокодил». Ага, конечно, так и побежал, подумал я. Но вслух ответил: «Хорошо, узнаю».

Сразу оговорюсь: если вы, как и я когда-то, уверены, что репортерская работа полна романтики в духе молодого Хемингуэя, то вынужден вас огорчить. Пять дней в неделю отсиживаешь задницу в опенспейсе среди других бедолаг с грошовой зарплатой, целыми днями разгребаешь пресс-релизы и постоянно базаришь по телефону – вот и вся твоя работа. Никуда не ездишь, разве что на брифинги, а это еще скучнее, чем пресс-релизы. Все, что ты видишь каждый день, – твой стол и уставшие лица вокруг.

Мой, например, стол: компьютер, два допотопных монитора, клавиатура, чашка, которую я принес из дома, пакетики (кладу их в чашку и заливаю едва теплой водой из кулера), диктофон. Чашку приходится постоянно мыть в общем туалете, и мне в последнее время мерещится, что от нее воняет говном. Пить из нее неприятно, но альтернативы я не вижу. Еще на столе, конечно, лежит блокнот, куда я все записываю. Если не записывать, быстро сойдешь с ума. Переизбыток информации – это не шутки.

Слева от меня сидит Вика, второкурсница с журфака. Она постоянно ходит в обтягивающих платьях, и могу сказать, что у нее отличная задница – которую она, впрочем, рискует потерять, если будет и дальше просиживать в офисе по девять часов в сутки. Вике нравится быть репортеркой. Она тут, кстати, единственная улыбается. Думаю, она гордится тем, что работает, пока ее однокурсники берут деньги у родителей. К тому же она любит говорить по телефону. «Здравствуйте, вас беспокоит Виктория из информационного агентства, могу задать вам пару вопросов?» С ее точки зрения, звучит. У меня эти слова во рту застревают. Ненавижу говорить по телефону, хуже пытки не придумаешь. Страшнее всего гудки. Эти суки, которым мне приходится звонить, всегда медленно подходят к телефону. И, пока в трубке гудки, у меня дико колотится сердце. Так что, когда трубку поднимают, я себя уже довел до предела. Задыхаясь, блеющим голосом я представляюсь, и от этого я сам себе противен. А я не люблю быть себе противен.