…Позади себя он услышал оглушительный грохот. Тяжеленная металлическая дверь, неохотно провернувшись на проржавевших петлях, с грохотом закрылась. Всё стихло. Ни единого звука. Полная тишина. Как долго он не мог справиться с этой ненавистной дверью… Как же долго он наблюдал её лишь изнутри. То была ужасная картина; изнутри эта ненавистная всем его сердцем дверь представляла леденящее душу зрелище. Вся изодранная чьими‑то ногтями, в кровоподтёках; следы грязных подошв виднелись повсюду и подчас находились даже на уровне головы человека среднего роста. Ужасная дверь, всем своим существом являющая олицетворение ужаса, скорби, безвыходности, тревоги, печали и отчаяния. Но теперь для него всё было кончено. Столько времени он смотрел на неё изнутри, порой даже и не мечтая о том, что когда‑то с улыбкой обернётся, кидая прощальный взгляд на эту чёртову дверь, но… Уже снаружи, на свободе!
«Как же так? – подумал он про себя, оглянувшись на эту, ещё недавно казавшуюся совершенно непреступной дверь, которая теперь была позади. – Ведь это же так… Это так, чёрт подери, просто! Бедняги… – мысленно обратился он к тем многим несчастным, кто так и не смог открыть эту дверь и покинуть ад. А ведь это было не сложнее, чем поднять с пола птичье пёрышко!».
И, действительно, когда он в определённый момент каким‑то чудом сумел открыть эту ненавистную дверь простым и лёгким толчком руки, ещё 10 минут назад и не надеясь на успех, первой его мыслью стало недоумение. Дверь, казавшаяся столь непреодолимым препятствием на пути к новой жизни, дверь, о которую разбилось столько светлых жизней, открывалась всего‑то лёгким движением руки, что, казалось, это под силу даже ребёнку. Парадокс!
Итак, словно новорожденный ребёнок, он пребывал в некой растерянности, а яркий свет в конце коридора, в котором он очутился покинув ад, слепил так, что поначалу совершенно невозможно было открыть глаза, столь привыкшие за долгие годы к кромешной тьме. Не успела пройти первая оторопь от внезапно, чуть ли не чудом обретённой свободы, как едва уловимый крик Чайки где‑то далеко впереди, в конце длинного коридора, привлёк его внимание. И, хотя в его голове по‑прежнему царствовал некий сумбур, мысли понемногу начали обретать ясность, глаза постепенно привыкали к свету, а всё его тело словно наливалось какой‑то невероятной энергией!
