Я сегодня, когда гулял во дворе, разучил матное слово. Это такое слово ругательное из трёх букв. Короткое и очень крепкое. Серёжка со второго этажа нас научил. Он уже в шестой класс идёт, так что взрослый, жизнь знает.
Мне тоже уже скоро в школу идти, вот я и спросил его, как там вообще, в школе. А он и говорит – ругаются! Я спросил, как так? В саду, например, или дома ругаются по-разному. Может, и в школе как-то по-особенному. И Серёжка рассказал, что есть у них учитель, который только матными словами разговаривает. Я, конечно, удивился, но не очень сильно, потому что уже много повидал взрослых, а из них много кто были матершинниками.
Так мама зовёт людей, которые говорят разные слова, которые в приличном обществе говорить не принято. Приличное общество – это, наверное, у нас дома. Там никто матных слов никогда не говорит. Даже когда молотком по пальцу бьют.
А во дворе у нас матершинников – пруд пруди! Вот, например, наша дворничиха тётя Люба – будь здоров, как матерится! Такие слова выдумывает, что заслушаешься! Мама говорит, что у неё от них уши вянут. Интересное выражение «уши вянут». Несколько раз, когда тётя Люба при маме ругалась, я специально присматривался к маминым ушам, чтобы заметить, как это. Но ничего, не вяли.
Вот у старух из нашего подъезда уши и правда повядшие. У Вовчиковой бабушки они чуть не до плеч увяли – она ж с дедом живёт, который после каждого слова что-нибудь эдакое вворачивает. Мы его немножко боимся, потому что он сидит на лавке и только увидит, что кто-то сопли распустил, тут же кричит: «Эх вы, трусы!» Не трусы, которые боятся, а трусы, что на попу натягивают. И совсем даже не ругаче у него выходит, даже как будто ласково!
Короче, Серёжка нас немножко подтянул в этом вопросе. Мы, правда, стеснялись старушек, которые на лавочке сидели, но, когда они ушли, хорошо так поупражнялись.
У нас довольно прилично выходило ругаться. Матное слово так лихо вылетало из нас, что нам хотелось всё громче его выкрикивать, чтобы все услышали, как мы здорово умеем.
И мы покричали так немножко, тем более что Серёжку это так веселило, что и нам стало весело и смешно.
А потом из подъезда вышла Вовчикова бабушка, сделалась вся красная, а уши у неё совсем повяли и стали трястись, как холодец на Новый год.
– Вовка! Я тебе сейчас дам! Ишь вы чего удумали! Матершинники! Чтобы больше я такого не слышала! – стала она кричать на нас, и хоть ни одного матного слова она не сказала, стало нам довольно обидно и плохо. Особенно когда она оглянулась на нас с Митькой и бросила напоследок:
