В верховьях Волги, окружённые лесами и болотами, разделённые между собой мелководными речками, расположены небольшие деревни состоящие из 20-30 жилых домов. Нашей деревне, судя по найденным на её территории медным монетам, не меньше 300 лет. Все жители знают друг о друге все мельчайшие подробности жизни от рождения до проводов в последний путь, и все друг друга называют своими.
Анна Егоровна вот уже как семьдесят лет живёт в нашей деревне, но коренные жители до сих пор, не считают её своей.
– Анна Егоровна, – говорят они обычно, когда речь заходит о местных жителях, – да разве она коренная, она из другой деревни.
Удивительно, что это, деление на коренных и приезжих в небольших деревнях держится так, испокон веков. В свои преклонные годы, а ей давно исполнилось девяносто лет, Анна Егоровна редко выходит на улицу, проводя свободное время у окошка и примечая по времени, кто куда пошёл и когда примерно пойдёт назад.
Если человек ей интересен, или ей хочется с кем-либо поговорить, она выходит на крыльцо и поджидает того, кто ей нужен. Я, когда прохожу мимо её дома, стараюсь не смотреть на него, так как точно знаю, что она видит меня и, возможно, будет поджидать на крыльце, когда я пойду обратно. Так случается и в этот раз. Она машет мне рукой, приглашая подойти.
Анна Егоровна – роста небольшого, на голове, даже летом, повязан толстый шерстяной платок, из-за того, что у неё часто болит голова после падения со скирды вниз головой в то время, когда она работала в колхозе. Старинное пальто – всё в заплатках, числом, наверное, не менее пятидесяти; на ногах – чёрные валенки с галошами, в которых она ходит и зимой, и летом и это, вызывает у меня улыбку и иногда желание подшутить над ней.
Пенсия у неё большая и является предметом зависти других пенсионеров, а экономия на всём, особенно на одежде, является отличительной чертой всех местных жителей. Сколько я ни пытался запомнить или записать архитектуру её речи, мне это сделать так и не удалось, настолько речь её была своеобразна и оригинальна.
