ПРОЛОГ: ПУСТОЙ НЕБОСКЛОН
«Я вернул океану его серебро. Он оставил мне тишину – ту самую пустоту, что кричала когда-то 'Ищи!'. Теперь я знал: искать было нечего. Даже пепел лжи оказался лишь пеплом.»
Они похоронили ее в пустом гробу. Песок церемонии хрустел на зубах, холодный ветер с Атлантики рвал слова пастора, превращая их в бессмысленный шепот. Алекс Хейвуд стоял у края ямы, впиваясь взглядом в полированный красное дерево, опускаемый в сырую землю. Внутри не было тела. Не было даже горсти пепла. Только символичность. И пустота. Невыносимая, кричащая пустота.
Рейс EA 451… трагическая потеря… наши сердца с вами…
Он не слышал. Он видел только ее лицо. Не то, застывшее в оцепенении горя на фотографии у гроба, а живое. Смеющееся на пляже под палящим солнцем прошлым летом, когда она обнимала его за шею, мокрая от моря, а он корчил рожу в камеру. Солнце, соль на губах, ее голос, звенящий как колокольчик: Перестань, Алекс! Я же потом эту фотографию поставлю на рабочий стол! Теперь на ее рабочем столе стоял медвежонок Тэдди, глупо улыбающийся в пустоту. А на столе Алекса лежал тот самый снимок в деревянной рамке – тяжелый, холодный, как надгробный камень. Символ всего, что превратилось в прах. Они сказали: Исчезла.Словно стерли ластиком с лица земли. Самолет – Аэробус А330 с двумястами двадцатью девятью душами – растворился в небе над Северной Атлантикой через семнадцать минут после взлета. Ни обломков. Ни сигналов бедствия. Ничего. Как будто невидимый великан щелкнул пальцами, и все перестало существовать. Экстремальные погодные условия… сдвиг ветра… трагическая случайность…Случайность. Алекс сжал кулаки в карманах дорогого, но внезапно неудобного черного костюма. В кармане он ощущал острые грани рамки с фото. Ее последний подарок – серебряный кулон в виде совы – она унесла с собой в полет. Мудрый, как ты! – смеялась она. Теперь и сова исчезла. Растворилась. Оставив после себя только эту зияющую, немую пустоту в его груди, в его жизни, в этом гробу. Он посмотрел на небо над кладбищем. Оно было низким, серым, безучастным. Таким же, как в день, когда она улетела. Когда он стоял у огромного окна аэропорта, слушая ее последний, чуть нервный смех в трубке: Буря… увлекательное приключение… люблю тебя! Люблю тебя. Эти слова теперь висели в пустоте, как проклятие. Последний призрак той жизни, которой больше не было. Пастор закончил. Люди начали расходиться, бросая на него взгляды – сочувственные, любопытные, неловкие. Алекс не двигался. Он смотрел на пустой гроб, покрытый первой лопатой земли, и чувствовал, как крик нарастает где-то глубоко внутри, в самой сердцевине той пустоты. Крик, который не мог вырваться наружу. Крик одного-единственного слова: ИЩИ! Он еще не знал, как. Не знал, с чего начать. Не знал, что искать в кромешной тьме неведения. Он знал только, что не вынесет этой пустоты. Не вынесет тишины, где раньше звучал ее смех. Не вынесет жизни в мире, из которого просто… стерли Элинор Соломон. Он повернулся спиной к могиле, к пастору, к сочувствующим взглядам. Ветер трепал полы его пальто. В кармане кусочек дерева и стекла впивался в бедро – фото их счастья, ставшее обломком кораблекрушения. Призрак еще не вышел на охоту. Он только родился. Родился из пустоты гроба, из пепла обещаний, из немого крика отчаяния. Его тень была пока лишь его собственной потерей. Его целью – иллюзорной, как мираж в пустыне – было найти хоть крошечный осколок правды в этом абсурдном исчезновении. Алекс сделал первый шаг от могилы. Потом второй. Он не знал, что путь, на который он ступает, ведет не просто к истине, а к пропасти, где его ждет не тело любимой, а невыносимая правда о ее бегстве. Где серебряная сова не расплавилась в огне катастрофы, а стала молчаливым свидетелем величайшего предательства, оплаченного сотнями чужих жизней. Он шел. А пустота шла рядом, шепча одно слово: Ищи. Еще не зная, что найденная правда окажется страшнее любой смерти.
