Крупные осколки поматовевшего от пыли стекла, бесцеремонно выброшенного из оконной рамы ударной волной мощнейшего взрыва, были разбросаны по обветшалой комнате. За этим окном открывалась панорама разрушенного, истерзанного мира. Серое небо, нависшее над огрызками бывших зданий, проливалось моросью холодного дождя, смывающего с искалеченных стен гарь пожаров. Стояла гробовая тишина: не было слышно ни рёва моторов, ни карканья ворон, ни сирен спецслужб. Даже вездесущие люди, как миазмы заполняющие любой свободный уголок, пропали куда-то, забрав с собой свои, казалось бы, никогда не прекращающиеся разговоры, споры и ругань. Людей просто не было. Теперь местами на взрытом бомбёжками асфальте можно было наблюдать искалеченные тела: истерзанные, фрагментированные, принимающие невероятные позы. Но это были уже не люди. Это были всего лишь непригодные для жизни оболочки. Оболочки тех бедолаг, что не смогли вовремя спрятаться от летящей с неба смерти. Но и те, кому удалось укрыться, были обречены: засыпанные глыбами сложившихся строений, задохнувшиеся едким дымом горящего пластика, захлебнувшиеся в истекавших из труб воде и отходах жизнедеятельности, сварившиеся в кипятке разорванных отопительных систем, охваченные огнём – ни один из них не смог найти спасения. Стояла мёртвая тишина, разрывающая на части пространство.
Время от времени эту глухую тишину разрезал раскатывающийся, протяжно нарастающий звук падающего с высоты фрагмента здания. Он проникал в уши и проходил через затуманенный мозг лезвием отточенного ножа. Но звук быстро затихал, и мир снова погружался в пыльную пустоту, больше напоминающую вакуум.
