Весна выдалась теплая, снег быстро растаял. Вот уже и травка радует людей, и цветочки. Но торопить лето не стоит, пусть все идет так, как идет. Ведь это жизнь идет – с цветами ли, с травкой или без цветов, с дождями и грозами, быстро или медленно, но жизнь идет.
Конечно, сколько бы лет ни прожито было, всем нам хочется вернуться в молодость, может, исправить что-то, может, просто побыть еще в счастливых моментах. Да и мне также. Только не хочу я быть моложе, хочу быть умнее… Десятки лет уже собрались в солидный возраст, а ошибки все те же, печали похожи, слезы все такие же соленые.
Опыт кое-какой тоже накопился, но мало используется, продолжаем учиться на своих ошибках. Тут по весне пришлось еще одним опытом пополнить свою копилку. Я согласилась быть крестной у прелестной девочки-малышки. Дело не такое простое, как оказалось.
В назначенное время родители и будущие крестные собрались в храме на беседу со священником. Понятное дело, нас нужно подготовить: рассказать о смысле обряда, о порядке его проведения. Нам нужно понять, какие обязанности у крестных, в чем смысл обретения крестных родителей. Настроение у всех приподнятое и озабоченное одновременно. Не все понимают церковные правила, но от этого смысл всех действий становится более таинственным. Понимаешь, что предстоит участвовать в чем-то таком сокровенном, влиять на чью-то судьбу, строить линию жизни (когда твоя-то не удалась), невольно сжимаешься под этим величием божественной мудрости, неизвестности и чувствуешь растерянность.
Сбившись в кучку, пришедшие за новыми знаниями ожидали священника. Мимо прошел кто-то в рясе и вышел из храма. Через минуту один из служителей спросил нас, не мы ли ожидаем батюшку для беседы.
–– Так это он прошел, идите за ним!
Все в замешательстве переглянулись (ведь священник вышел из храма, а мы пришли на беседу в храм) и гуськом потянулись к дверям. Успев увидеть, что черная ряса батюшки скрылась в дверях другого здания, стоящего неподалеку, цепочка жаждущих прибавила ходу. То ли батюшка сам заметил в окно, то ли ему кто сказал, что его догоняют, он вернулся, выглянул в дверь и сказал:
–– Вы на беседу?
–– Да, – охотно ответили догонявшие.
–– Я хотел вас попозднее пригласить, – уныло сказал он, – да ладно уж, проходите.
Батюшка провел нас по длинному коридору, по которому сновали бесприютные женщины, находя здесь и работу, и заботу, и божественную теплоту, и любовь. Гремели тарелки; чистенькими тряпочками одна из женщин накрывала посуду, расставленную сушиться, пряча ее от посторонних глаз. Священник привел всех в огромную комнату, где в виде буквы П стояли длинные столы. Посуда была прикрыта, клеенки, накрывавшие столы, чисто вытерты, скамьи задвинуты. Он пригласил всех располагаться за этими столами. Сам, окинув комнату хозяйским придирчивым взглядом, зажег лампадку на стене, отвернулся и стал молиться. В комнате уже было сумеречно, но электричество не зажигали, потому в потемках сначала и не разглядели икону, перед которой остановился священник. На стенах висели рамки с портретами церковных деятелей, а та, перед которой он стоял, напоминала в темноте картину.
