– Всё начиналась так хорошо… – произнесла женщина печально. Она замолчала, глядя в окно под перестук колёс – там, в осеннем небе, сгущались тучи. Пунктирами и точками фонарей вдоль железной дороги жизнь выбивала свой бесконечный роман. И отблески огней, словно чьи-то судьбы, исчезали во мраке прошлого.
Я тоже молчала, видя, как её лицо отражает борьбу чувств. Но была не в праве что-то говорить, если человек не желает продолжить сам. Равномерный звук колёс умиротворённо совпадал с ритмом наших сердец: тада-тадах, тада-тадах, тада-тадах…
Мы сидели в купе скорого поезда, который два часа назад отошёл с Павелецкого вокзала. Моей попутчицей была дама в уже солидном возрасте. Модно одетая брюнетка в синем брючном костюме, с красивым маникюром и причёской «а-ля мальчик» выглядела ухоженно. Сразу угадывалось: деньжата у неё водятся. Так и оказалось – она работала товароведом, ездила в Москву по вопросу закупок продуктов для крупной фирмы.
Попутчица вела себя непринуждённо, как все обеспеченные люди:
– Зовите меня просто Ольгой.
И тут же добавила:
– Хотя на работе я, разумеется, для всех Ольга Борисовна.
Каждая из нас занялась обычной суетой после отхода поезда от перрона: раскладывали вещи, переодевались в преддверии сна, выкладывали на стол снедь. Наконец, мы со всем разобрались и сели поужинать.
Ольга достала коньяк «Саят Нова»:
– Может быть, чуть пригубим?
Я заколебалась. На аферистку она не тянула, но мало ли что! Убедила лишь полная бутылка с запечатанной пробкой. Кивнула в знак согласия и достала любимую шоколадку «Алёнка».
Мы поели, чуть выпили и, как водится, потянуло на разговор. Ведь в дороге часто возникает та проникновенная атмосфера, когда хочется излить всё накопившееся в душе. И не боишься поделиться тем, что не расскажешь в иной ситуации даже близкому человеку. Всё как бы в секрете, ибо наутро расстанетесь навсегда со случайным пассажиром.
Правда, меня смущало одна пикантная деталь в попутчице. Чуть расширенные глаза Ольги отражали некую печать страха. Я никогда ни с чем подобным не сталкивалась! Повторюсь, она вела себя совершенно непринуждённо. Но её взгляд и ещё едва заметные штришки на лице не имели той спокойной нормальности, к которой мы возвращаемся после любого взрыва чувств – радости, горя или восхищения. За этим, без сомнения, скрывалась тайна.
