Читать Твой девятнадцатый век - Натан Эйдельман

© Н. Я. Эйдельман (наследники), 2014

© В. В. Пожидаев, оформление серии, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

Протекшие лета мелькают пред очами,

И в тихом восхищеньи дух…

Пушкин

Не было у меня ни одного знакомого, который родился бы в XVIII столетии. Да и XIX вдруг далеко отступил.

А ведь оно было рядом, по соседству, в годы моего детства, – 1930-е.

В паспортах родителей преобладали 1900-е, но уж дедушки, бабушки – непременно из 1860–1880-х. Главы государств в ту пору все были XIX века рождения. На одной улице со мной до самой Отечественной войны жила знаменитая революционерка Вера Николаевна Фигнер, которая была приговорена царским судом в 1884-м, а вышла на волю из Шлиссельбургской крепости двадцать лет спустя.

На юбилейных вечерах еще делились личными воспоминаниями о Достоевском, Тургеневе, о переживших ссылку декабристах…

Ну что же…

Веселую и беспощадную логику этих строк, сочиненных в селе Михайловском февральским днем 1826 года, смягчает, может быть, только одно обстоятельство.

То, что строки тревожат наш разум и чувство, не стесняясь стопятидесятилетней дистанции, что, как только мы их произносим, образуется «канал связи» между нами и находящимся под надзором отставным чиновником 10-го класса Александром Сергеевым сыном Пушкиным: он у нас в гостях, мы у него…

Другие строчки приводят с собою другие века:

Произнесший это заклинание получает вместе с окончанием 66-го шекспировского сонета свои 1600-е годы.

Твой, дантовский, XIV век.

И уж наш – «IX до Рождества Христова» век.

Говорят, прожить намного больше ста лет нелегко. Пустяки. Смотря в какую сторону по оси координат… XXI век – направо, XIX – налево. Второе тысячелетие призрачно близко, как вершина Джомолунгмы для альпинистов, переводящих дух в последнем, предштурмовом лагере.

Стоит, однако, окунуться в старинный стих, музыку, живопись, быт, воспоминание – и тебе уже не 15, 47, 80 лет, но – 115, 347, 880! Правда, и этот путь, вверх по течению, не бесконечен. И все же изряден: на тридцать – сорок тысяч лет по крайней мере (время «человека разумного»). И еще – миллиона на два, если признать более простых пращуров.