В этом мире не имели хождения наручные часы и поэтому
секунды не тикали звонко, а лишь беззвучно стекали вниз по колодцу
времени. Выгнутый горизонт нависал, давил на плечи. До
волнительного дрожания рук и сбоев сердечного ритма. Казалось –
сделай всего лишь шаг, посмей оттолкнуться от почвы, и ты поплывешь
вместе с восходящими потоками воздуха туда, где вьются косички
перистых облаков и в их обрамлении величаво парят и переливаются в
искрах точечной подсветки планеты. Путник, простоявший уже немало в
неудобном положении с задранной вверх головой, наконец–то смог
оторваться от нереальной картины. Он схлопнул на воспаленных от
напряжения глазах широкий козырек ладони и тяжело опустился на
мшистый валун позади себя.
– Ух, ты! – выдохнул чужеземец.
– Ага, – ухмыляясь, подтвердил смотритель границы и
по–молодецки хекнув, сломал об колено сухую сосновую
палку.
– Слушай, как тебя там…
– Сойкин.
– Хм. Сойкин? Занятно. Переборщил я малость с первым
впечатлением, Сойкин. Башка гудит, точно колокол. И все кружится
вокруг. А сам–то как? Привык уже, поди?
– Да что ты! – отмахнулся страж. – Бывает, набегаешься за
день словно суслик, наломаешься так, что дух из тебя вон, приляжешь
вечером на мягкую травку и как давай ввысь смотреть. Глядишь себе,
глядишь и умиляешься! Душой светлеешь! Так заберет иногда, так
зазнобит внутри от всей этой красоты, что реально, не вру, ей Богу,
не вру – хочется жить лучше! И всякие добрые дела насаждать
немедленно! Приходится прямо–таки уговаривать себя. Как мантру
какую читаешь иногда: «Ты спи, засыпай, малый. Придет утро, и вся
блажь эта беспокойная из тебя повыветрится».
Путник задумчиво, понимающе кивнул и устремил свой взор в
сплетение древесных стволов, обступающих их со всех сторон, словно
мог взглядом раздвинуть лесную чащу. А может, и мог? Смотритель
искоса, исподтишка вновь обозрел массивную фигуру
незнакомца. Белые клубы пара от мощных выдохов могучей
грудной клетки чужака равномерно будоражили настылый воздух. Одет
обычно. По–дорожному. Кожаная потертая походная куртка с
толстой наружной шнуровкой, добротные суконные штаны, мягкие сапоги
для долгой ходьбы. Из–за плеча многозначительно торчит длинная
рукоять полутораручника. Воин. И вождь, конечно. Путник явственно
распространял вокруг себя ауру власти, смешанную с каким–то
необузданным налетом веселой жестокости. С подобным человеком
поневоле хочется говорить тихим голосом, чтобы не вывести ненароком
его из спокойного состояния. Желательно о чем–то нейтральном,
например, о красоте окружающего мира. Да о чем угодно! Лишь бы не
встречаться с ним глазами, не видеть его насквозь прожигающих
собеседника корундовых зрачков. Смотритель кротко опустил взгляд в
котел с нехитрой похлебкой из дичины и мысленно еще раз пожелал,
чтобы скорее вернулся патруль. Сторожко как–то с такими нежданными
гостями. Ишь – сидит, набычился. Неспешно оглаживает прокуренные
концы ржаных усов. Рызмышляет о чем-то. Вот за каким лешим,
спрашивается, их принесло в локацию? А спросить–то
боязно.
