Он выдумал себе правило и в одиночку чтил его незыблемость. Днем не закрывал внутреннюю входную дверь и не зажигал свет в прихожей. Правило казалось надежным и должно было внушать визитерам, рассматривающим наружную дверь, грязно-рыжего окраса поверх холодного металла, мысль о том, что кроме возможных домашних питомцев других обитателей в квартире в данный момент нет. Нику и сам понимал, что правило годилось лишь для светлого времени суток. Ночные нежелательные визиты грозили не столько продолжительным звонком, поначалу переворачивающим сюжет сновидения, а потом не оставляющим от него и следа, сколько выломанными дверями или влетающими в комнату вместе с осколками стекол темными фигурами на фоне лунного света, прыгающих со своих страховочных канатов прямо на ковер, не оставляющих шансы на спасение и возможности толком проснуться. Лежать! Руки за спину, лицом в пол!
Ночь пахла предательством и вероломством, но днем оставалась возможность остаться незамеченным, пусть ненадолго, но выиграть время. Или, если дела совсем плохи, продумать варианты более-менее почетной капитуляции, если дверь все же взломают крепкие ребята в камуфляже, с одинаковыми черными головами, отличающимися лишь цветом глаз, проглядывающих сквозь прорези на масках.
Профессия вора шлифовала работу органы чувств, и Нику не без основания считал свой слух и зрение если не совершенными, то гораздо более развитыми, чем у большинства людей. Вот и теперь, переждав, пока взбудораженное прерывистым звонком в дверь сердце перестанет отдавать в барабанные перепонки изнутри, он сполз с дивана и в восемь шагов – четыре ногами и четыре уподобившимися передним лапам руками, – выбрался из комнаты в прихожую. Через новые десять шагов, снова став прямоходячим, Нику застыл в промежутке между двумя входными дверьми, прижимаясь плечом к косяку. От дверного глазка его отделяли менее полуметра – достаточная дистанция, чтобы поддерживать у внешнего наблюдателя иллюзию пустой квартиры. Двадцать лет он обчищал чужие квартиры, но в своей всегда чувствовал себя гостем, временным поселенцем, которому в любой момент могут заломить руки за спину и переселить в новое жилище, более темное и сырое и где, как не крути, любой мало-мальски уважающий себя вор чувствует себя на своем месте, пронося через всю жизнь внутреннее согласие с теми, кто спит и видит его за решеткой.
