Читать 22:04 - Бен Лернер

Город переделал участок железнодорожной эстакады в прогулочную аллею, и мы с литагентшей шли по ней на юг в теплую не по сезону погоду после возмутительно дорогой трапезы в Челси[1] в честь нашего успеха; в числе блюд были маленькие осьминоги, которых шеф-повар в прямом смысле замассировал до смерти. Мы брали в рот невероятно нежные существа целиком; я никогда раньше не ел чью-то голову как она есть, тем более голову морского животного, украшающего свою норку и играющего в сложные игры. Теперь мы двигались на юг вдоль тускло поблескивающих неиспользуемых рельсов мимо аккуратных насаждений – сумах, скумпия, – пока не дошли до того участка Хайлайна[2], где сквозь проем в дорожном полотне можно спуститься по деревянной лестнице на нижние уровни, самый нижний из которых, снабженный вертикальными окнами, – своего рода амфитеатр над Десятой авеню, где можно сидеть и смотреть на поток транспорта. Мы сели там, стали смотреть на поток транспорта, и я шучу и не шучу, когда говорю, что смутно ощутил в себе некий чужой разум, почувствовал, что на меня воздействует изнутри череда образов, ощущений, воспоминаний и эмоций, не принадлежащих, собственно говоря, мне. Способность распознавать поляризацию света; вкус вместе с осязанием при втирании соли в присоски; ужас, который сосредоточился в конечностях, полностью минуя мозг. Я принялся объяснять все это литагентше, которая вдыхала и выдыхала дым, и мы оба посмеялись.

Несколькими месяцами раньше она сообщила мне по электронной почте, что я, вполне возможно, смогу получить «внушительный шестизначный аванс» на книгу, основанную на рассказе, который вышел у меня в «Нью-Йоркере»; все, что я должен сделать, – это обязаться превратить рассказ в роман. Я сумел накатать серьезное, хоть и расплывчатое, предложение, и вскоре между крупными нью-йоркскими издательствами раскрутился самый настоящий аукцион, после чего мы с ней и отведали головоногих, разыгрывая сцену, которой предстояло стать в романе первой.