1
С утра выпал снег, выпал так неожиданно, словно рука кондитера уверенным движением припорошила сахарной пудрой желтые лепешки листвы и красноватый урюк черепиц.
Крыши домов, – подумал он, – как нечто, поднятое до высот человеческого бытия из праха земного. Нечто, взросшее бок о бок с цветущим деревом абрикоса, а потом этим же бытием спрессованное и засушенное. И уложенное – на этот раз с помощью рук человеческих – под солнце на крышах, поверх голов, как и сухофрукты. Рукотворно спрессованное, и обожженное в печи, и поднятое высоко в небо – поближе к рыжему солнцу.
Он вышел на улицу, нахлобучив каракулевое кепи, до завтрака, чтобы купить хлебных лепешек и три пачки Г – «Галуаз», галет, газет. Увесистая кипа последних, зажатая под мышку на время поиска денег, давила, как пресс, на самое незащищенное, самое нежное место в человеческом теле – сердце. Так, стоя в очереди на рынке среди дряхлых старух и парной телятины, он вдруг ощутил сквозняк тревоги, холодное дыхание земли сквозь тонкие подошвы ботинок и подумал, что смерть уже здесь, она где-то рядом. Слева, справа, спереди, сзади, над головой и под ногами.
Хотя внешне вроде бы ничего не изменилось. Лепешечники по-прежнему стряхивали со своего товара рафинадные хлопья сахарной пыльцы. Их загорелые румяные ладони выглядывали из-за лацканов вытертых пыльных пиджаков, словно солнечные лепешки из-за серого мрака неба. Да, лепешки были горячими и хрупкими, снег холодным и хрустящим.
И вдруг от этого хруста – то особенное странное ощущение, будто он идет по краю пропасти, по тонкому льду. Идет под прицелом невидимого оптического ока. И теперь от каждого его шага зависит, будет ли жить эта планета. А еще эта огромная белая гостиница с неоновой вывеской-козырьком «Эльбрус», как гигантская машина «скорой помощи» с красным крестом: линия горящих окон вертикально, линия горизонтально. Точно такой же крест, по словам моего друга, возвышается на отелях «Хилтон» над очень черным городом Анкарой и над очень желтым Каиром, раздражая и без того заведенных до предела фанатиков-террористов. Муж моей племянницы смог хитро подкрасться, вцепиться когтями барса в еще не достроенную гостиницу и вырвать ее из лап корпорации «Хилтон».
Эль Брус. Неопределенный артикль и вертикаль упирающегося в небо каменного бруса. Вывеска светится в полумраке серого утра как-то нелепо. По традиции принято давать название каждому судну. А этот столб на берегу канала – как белый пароход, зажатый айсбергами сотен однотипных серых высоток, и ничего здесь не поделаешь, коль попал в такую полосу.
