А вот заходит пассажир близ поселка Янино. Беззубо кланяется и лихо всех приветствует, но все отворачиваются. Он, однако, не расстраивается. Всем он знаком. Плюхается на сиденье. Штаны на нем такие, что не разберешь, кожаные ли яички или пропиты уже.
В душе – Чаадаев и Хомяков, объединенные пивной литровой бутылкой.
Троллейбус.
– Вот две дамы встали, и их не обойти! Им хорошо стоять!
– У меня сзади есть место, где можно обойти и даже влететь. Встанете вон там – и будете читать, как баба-яга.
– Совесть, совесть, совесть, совесть надо иметь…
Привлеченный истошными воплями татуированного кондуктора, я приоткрыл глаза.
Возле кабины водителя лежало напитанное тело. Оно ворчало и пошевеливалось. Осоловелые глазки складывались в улыбку.
Кондуктор остервенело колошматил его ногами.
– Что, ни одного мужчины нет? Ни одного мужчины нет? Он же все заблюет, и будете нюхать! Вы будете нюхать, учтите!
Я был мужчиной, но книжка попалась хорошая.
Заголосили бабоньки.
Одна вдруг вступилась за курлыкавшее тело:
– Ему же больно! Его же милиция заберет!
Ей вторила дородная дама с дородными руками и ногами, значительно обнаженная:
– Хуеплетка! Нашлась хуеплетка! Вот иди и понюхай его!
Огорченная хуеплетка уткнулась в морковную сумку.
– Вы будете нюхать! – вконец разозлился кондуктор.
Могучего нелюдя окончательно повалили в проход, татуированный кондуктор гвоздал его, гвоздил и гнобил.
– А нечего! Сел – и вышел! Где билет?
Он столкнул чудовище на ступеньки. Оно добродушно щурилось и порыкивало.
– Хуеплетка, – раздалось сзади.
Я выжидал.
Едва нелюдь соскользнул на ступеньки, настал ответственный момент. Я – как мужчина – сорвался с места и вытолкал вурдалака взашей.
Он остался стоять на остановке, не понимая, что больше не едет. Свиные глазки посматривали в поисках автобуса без хуеплеток, дородных валькирий, татуированных властей и лысых литературных героев.
Тут он и подошел, такой мирный автобус, и он вскарабкался внутрь.
Дискурсы и визуальные ряды
Совершенное обыденное, серенькое утро, безумное.
Сажусь в полупустой троллейбус, подо мной проваливается сиденье – удивительно, ведь я по ряду причин похудел килограммов на десять. Ко мне спешит старушечка; она – кондуктор, излучающая лучи лицом и не только.
– Почирикаем, родненький! – И целится датчиком в меня и мой билет. – Это моя зарплата!