Он шлепнулся на тротуар и, как встарь, заголосил первым младенческим криком.
Он выздоровел, возмущенный акушерским шлепком.
Сегодня он мне приснился и был проказлив. Я гонялся за ним на поездах, меняя состав за составом, но он победоносно уворачивался. А поезда были самые разные, и я перескакивал из одного в другой со сверхъестественной скоростью. Они были мыльно-облачные, просто железные, шерстяные, а последний вообще был огненный. И этот поезд мчался в огне, а я норовил ухватить мобильник, чтобы взглянуть, который час. И уловил.
Утром же, когда я встал, все часы в доме показывали разное время.
Ехал в автобусе и внимательно читал бегущую строку.
Там говорилось:
АВТОБУС СОЕДИНЯЕТ ЛЮДЕЙ!
Как это верно. Я моментально ощутил это на себе. Я только бы уточнил, что он соединяет белковых тел и нуклеиновых кислот.
В известной мере будучи формой их существования.
Маршрутка.
Еду и смотрю в унылое окно. Вижу стоматологическую вывеску: «Счастливые зубы»
Вот же как оно бывает: у зубов может быть счастье. И у хуя. И у желудка. И даже у мозга. А у человека – нет.
…Напротив сосала из банки седьмую Балтику какая-то девица. Она болтала по мобильнику с приятелем. Или подругой. И говорила, что хочет большую мягкую игрушку. А потом исподтишка сфотографировала мобильником меня. Вполне счастливая.
И я не знаю, что думать. Я совсем не большой. И на сегодняшний день совершенно не мягкий: накануне провертел в ремне две новые дырки. Вилкой.
Ничего я не понимаю в жизни.
– Что читаем?
Это меня так спросили. Женщина спросила. Я поднимался на эскалаторе и читал. Я стоял на ступеньке слева, а она – справа.
Я показал ей, что мы читаем.
– О-о, – уважительно протянула она, хотя уважать меня было не за что, наоборот.
Я сделал вид, что читаю дальше, и до самого верха чувствовал, как она сверлит меня взглядом. И покашливает.
Одета не броско – джинсы да куртка; не особенно молодая, не платная блядь, которую за версту видно, не пьяная – абсолютно обыкновенная, каких легион.
При мысли о том, что может твориться там в голове, меня пробирает озноб.
Все, что угодно.
Когда-то у меня были наручные часы. Это были удивительные часы, и я не знаю, что с ними стало. Наверное, то же, что с остальными. У них был циферблат не на 12 часов, а на 24. Понять по расположению стрелок, который час, было решительно невозможно, я и сам не понимал. Но когда ехал в метро, всегда старался положить руку так, чтобы всем было видно – особенно, когда стоял и держался.