– Ну вот мы и пришли. – Гоймерыч
достал откуда-то из внутреннего кармана своего пиджака длинный ключ
и протянул мне. – Прошу вас, господин Краснов.
Я взял покрытый пятнами ржавчины
ключ и подошел к высокой двери, перед которой мы остановились. Надо
сказать, дверь была конкретная, метра три высотой и вся такая в
больших металлических заклепках. Нечто подобное я видел в одном
музее – там модель бронепоезда стояла, так вот очень похоже.
Интересно, тут она зачем? Или просто, как и у нас, поставили то,
что на складе завалялось? Ну соответственно, замок на ней тоже был
неслабый – наверное, килограмм на пять весом – и настолько покрыт
ржавчиной, что ключик по сравнению с ним выглядел просто
полированным, однако, на мое удивление, открылся на раз. Вот так, с
огромным навесным замком в одной руке и «золотым ключиком»
(Буратино, блин) в другой, я впервые вошел в свой класс.
Надо сказать, впечатлило. Помещение
было просто огромным. Это не класс, а-а-а… ангар, блин, для
дирижаблей. Окна большие, и помещение прекрасно освещено, минус
один – расположены метрах в десяти над полом и несколько пыльны,
хотя «несколько» – это мягко сказано. Мне вот сперва показалось,
что на некоторых окошках занавесочки висят, – оказалось, остатки
паутины. Брр. Нет уж, мыть я их не полезу. Во-первых, я не Бэтмен –
это можно определить хотя бы по моей фигуре, – но если бы им и был,
то только строго наземной модификации. Во-вторых, этих насекомых с
детства не переношу, а тут, судя по оконным коврикам, оные гады не
меньше тарантулов. Я судорожно сглотнул и подумал, что надо срочно
попросить у Гоймерыча местного дихлофоса или хотя бы той дряни,
какой он вонял у себя в кабинете, – забористая блин
штука.
А так, в остальном, помещение мне
понравилось – есть где развернуться. Хошь – табуретки клепай в
производственных масштабах, а хошь – авиалайнер забацай. Места
просто завались. Кстати, тут даже присутствовала отдельная
комнатушка – видимо, сделанная специально для учителя. Ну чайку там
попить или просто в тиши умные мысли подумать, пока ребятки
мучаются над очередным изделием своих рук. Правда, в данный момент
эта каморочка была завалена каким-то хламом: старые доспехи,
несколько погнутых мечей, сломанный стол, пара бочек с
металлической стружкой, ну и прочее барахло. Под ноги попался
старый шлем, о который я с успехом и споткнулся, выдав такую тираду
из русских фольклорных слов, что сидевшая на сломанном столе мышь
тут же получила обширнейший инфаркт и рухнула в судорогах. Мысленно
пожалев попавшую под красное словцо зверюшку (психика, видно, у нее
была мягкая – чувственная), я подобрал злополучный шлем и, повертев
его в руках, сунул под мышку, ибо шлем был явно не из дешевок.
Массивный такой, украшенный затейливой чеканкой, – короче, как
пресс-папье или, на крайняк, горшок под какой фикус
сойдет.