Мне стоит
немалых усилий не потянуться к сумке, где лежат солнцезащитные
очки. Вместо этого я отвечаю:
— Правда, —
и прохожу к столу.
Устраиваюсь
на стуле, всей кожей чувствуя взгляд въерха, липкий и ледяной. От
него хочется помыться, и я начинаю жалеть, что с нами нет Н’эргеса.
Никогда бы не подумала, что такое скажу, но мне не хватает его
отмороженности, чтобы с кожи кристалликами льда осыпалось это
мерзкое чувство.
— Вернусь,
когда вы закончите, — сообщает въерх, а я пытаюсь вспомнить его
имя.
Мильен
Т’ерд, кажется. Несмотря на то, что меня трясло на той сцене, имя я
запомнила. Получается, он тоже в курсе того, что делает Дженна? Как
много въерхов — с ныряльщиками? И почему?
— Вот так,
— Дженна пожимает плечами и снова затягивается, — не самый простой
день. Уверена, ты уже в курсе того, что развернули с Роминой
Д’ерри?
Она говорит
настолько спокойно, настолько нейтрально, что если бы я не слышала,
как она кричит пару минут назад, ни за что бы не поверила, что эта
женщина вообще способна повысить голос. По ощущениям, они идеально
гармоничны с Н’эргесом, Мильен Т’ерд выбивается из этого уравнения.
Или нет? Слова Алетты всплывают очень некстати — о том, как въерхи
выбирают себе любовниц. Дженна и светловолосый — может ли между
ними быть что-то большее?
Вопросы
множатся, как налипающие на шипастую мину водоросли. Раньше их
выбрасывали в море и в океан, чтобы избежать выходов на воду.
Говорят, оставшиеся так и дрейфуют где-то в водах, изредка
фиксируют вспышки-взрывы. Когда подводные жители забывают об
осторожности.
— Да.
Поэтому я здесь.
— Поэтому я
попросила тебя просто прийти на смену. К тебе сейчас будет
приковано самое пристальное внимание.
— Ко
мне?
—
Разумеется. Ты же не думаешь, что все это будет сделано тихо? Если
бы Ромину Д’ерри хотели осудить тихо, мы бы не стали свидетелями
того, что творится сейчас. — Дженна откидывается на спинку стула,
обводит рукой кабинет. — Зрителями того спектакля, который они
устроили. Им нужно показать, как они заботятся о людях, и они нашли
способ это сделать. Когда до тебя доберутся журналисты, а они
доберутся, от тебя захотят услышать то, что выгодно въерхам. Все,
что нам нужно — это дать им понять, что ты готова играть по их
правилам. В тот момент, когда они в это поверят, мы нанесем удар.
Или попросту расскажем, как все было на самом деле. Это будет
легко. Тебе же есть, что рассказать, Вирна?