Гул машин усилился, и мы вышли на широкий проспект, по которому
сновали туда-сюда многочисленные автомобили, люди и даже редкие
лошади.
— Теперь вон туда, — махнула призрачная рука, на долю секунды
высунувшись наружу.
— Эй! Нарушаешь конспирацию! А почему именно туда?
Я с сомнением посмотрел на узкий переулочек.
— Так чуть длиннее, зато и дорога будет споко…
На моем пути внезапно выросла статуя.
Высоченная.
Золотая.
Живая.
Она улыбнулась и дружески похлопала меня по плечу.
Тьфу ты! Аниматоры!
Я огляделся по сторонам.
В толпе вокруг нас обнаружилось еще несколько «оживших» изваяний
золотого, бронзового и серебряного цветов в нарядах разных эпох,
как в широченных женских платьях-колоколах, так и в военной форме.
Они эффектно позировали, улыбались прохожим, преграждали им дорогу
и даже бесцеремонно хватали за руки, предлагая сделать селфи на
память. Заступивший нам дорогу «статуй» и вовсе напоминал какого-то
безумного изобретателя, сбежавшего из эпохи паропанка: весь в
каких-то шестеренках, странных приборах и проводах, густо покрытых
краской. На голове его возвышался цилиндр, а половину лица
закрывали странные очки.
— Здрасьте… — машинально выдавил я.
— Фото? — обаятельно улыбнулся молодой человек золотыми губами,
и залихватски крутанул украшенный шестеренками и проводами золотой
меч, который сжимал в золотой руке.
— Пять сотен минимум, — прошептал мне в спину Семен, — посылай
его!
— Куда?
— Куда император Петр бородатых дворян посылал!
— Извините, я спешу.
— Всего одно фото на память о прекрасном Питере! Смотрите, как
вам повезло с погодой — сегодня очень удачный свет, так что
получатся замечательные фотографии!
Пальцы молодого человека на моем плече сжались сильнее.
Свет?
Я поднял голову. Сегодня было сыро, ветрено и пасмурно. Над
весенним Питером хмуро нависали свинцовые облака, сквозь которые
едва-едва проглядывало мутное пятно солнца.
— Эх ты, всему тебя учить надо, — недовольно пробурчал за спиной
рюкзак, — Повторяй за мной отпугивающее заклинание: Сорри, ноу
мани.
— Сорри, ноу мани, — послушно повторил я, пытаясь стряхнуть с
себя руку.
— Айм стьюдент фром Ливия.
— Айм стьюдент фром Ливия! — выкрикнул я, вырываясь из цепкой
позолоченной клешни и убегая в указанный Семеном переулок.
Там не было ни назойливых оживших статуй, ни сующих в руки пачки
листовок промоутеров, ни горолопанистых зазывал на «горячий шаверма
и глинтвейн». Хотя, от последнего я бы не отказался.