Глядя только в её глаза, я нажал на какую-то кнопку и дождавшись, когда лифт поедет, прижал Лизу к стене, стараясь не касаться её своим телом, хотя, бог знает, как сильно мне этого хотелось.
– Что ты делаешь? – хрипло спросила она, будто в самом деле хотела знать.
Не хотела. Я по глазам видел, что её чувства были далеки от интереса. Как и мои. Казалось, я весь настроился на неё. Вижу, чую, чувствую.
– Я тоже хочу знать, что ты делаешь. Здесь?
– Я…
– Если это то, о чём я думаю, то ты просто дура, Виноградова, – выдохнул я.
На долю секунды её зрачки расширились, а затем она поджала губы и задала вопрос:
– А о чём ты думаешь?
О том, что ещё немного и я на всё наплюю. На все принципы и обещания. На мораль. На чувство собственного достоинства. Просто потому, что она в грёбаных трёх сантиметрах от меня, и я могу прямо сейчас почувствовать вкус её губ и тепло нежной кожи. Но я этого не делаю. Не делаю, мать твою, потому что не хочу нас обоих ненавидеть.
– О том, что ты направляешься ко мне домой. К моей девушке, чтобы рассказать о произошедшем между нами. Так?
– Да я…
– Оставь эту идею, поняла? Если она узнает, я приду к тебе, Лиза. Приду, и за себя не ручаюсь…
Кажется, угроза подействовала совсем не так, как я ожидал.
Конечно, я вовсе не то имел в виду. Если бы существовал хоть какой-то шанс, что мы с Таней расстанемся, я приду к ней. Действительно, приду, но вовсе не за тем, чтобы мстить.
– Да пошёл ты! – Виноградова едва не плюнула мне в лицо и оттолкнула в грудь ладонью, ожидая, что я отступлю.
И я должен был это сделать. Должен был позволить отстранить себя от поджатых губ и яростного взгляда. Но что-то в моей голове щёлкнуло ещё при первой встрече, спустив с крючка маховик, на который и наворачивались мои собственные внутренности.
Отрываться от неё больнее с каждой встречей.
И я не хочу. Не хочу терять это ощущение.
Толкнул ладонью в плечо, снова прижимая к стене и сделал наконец то, чего так хотелось. Завладел губами, вкус которых не выветрить даже самыми сладкими ягодами. Даже амброзией, доставленной прямиком с Олимпа.
Я хочу дышать ею, пока не наполню лёгкие до отказа. Впитать в себя. Забрать, украсть, спрятать, пока не отняли. Или пока сам не очнусь от собственного сумасшествия.
– Пусти… – хриплая просьба, наполненная ложью, соскользнула в мой рот.