– Цветков, Ханеев, задержать! –
приказал Лунгин и повернулся в сторону выхода со двора. –
Бежим!
Бежать-то дело нехитрое, правда,
здесь возникает интересный вопрос: если бы за нами гнались
красномундирники – это было бы одно дело, а монахи – совсем другое.
Кто они такие и по какому праву явились в подземелье разыскников?
Впрочем, без разрешения хозяина в это подземелье и мышь не
проскочит, так что с этим вопросом ясность есть – то ли хорошенько
припугнуть меня решил Никита Андреевич, то ли и вовсе отдать в лапы
инквизиции. А «лапы инквизиции» в данном случае – это как раз вот
эти самые молодчики в рясах с военной выправкой и лицами видавших
виды наемников.
Не успели мы пробежать и половины
расстояния до приоткрытых ворот на улицу, как очередной выстрел
сбил с ног моего ординарца. Игнат тут же попытался подняться, но
рухнул наземь без сил.
– Игнат! – я подскочил к Лукьянову,
намереваясь помочь подняться, но тщетно. Он был без сознания, на
его спине в районе левой лопатки расплывалось красное пятно.
– Уходим, князь, уходим! – Архип
настойчиво тянул меня за рукав к выходу со двора.
Но тут меня такая злость взяла, что
все доводы рассудка отступили на второй план. Какие-то там
приспешники протоинквизитора будут гонять меня по улицам столицы и
убивать моих друзей? Ну уж нет!
Я выхватил шпагу из закрепленных на
спине Лунгина ножен и рванул ворот камзола. Оборванные пуговицы
брызнули в стороны.
– Беги на Старопетровскую в дом
Григорянских, это недалеко, – приказал я Архипу, стягивая с себя
камзол и наматывая его на левую руку, – скажешь – от меня, в помощи
не откажут. Торопись!
– Но, князь…
– Торопись, я сказал!!!
Пихнув Лунгина в сторону улицы и
больше не интересуясь его душевными терзаниями, я повернулся к
месту разгоравшейся битвы. Здесь все было плохо. Двоих
контрразведчиков уже оттеснили от лаза все продолжающие выбираться
оттуда монахи. Всего людей в черных рясах оказалось десять, правда,
двоих из них выволокли товарищи, при этом один был совсем плох и
лежал без движения, а вот второй, будучи прислонен спиной к стене
конюшни, злобно поглядывал на меня своим единственным глазом и
спешно перезаряжал пистолет.
Монахи, значит? Чернецы со шпагами?
Точно дело рук отца Пафнутия.
С протоинквизитором мы в последние
три года сталкивались не раз и не два. Возомнив себя главным
ревнителем веры и богоизбранным борцом с ересью, он считал себя
вправе самому отделять «агнцев от волков», и несколько раз его
подручные хватали и кидали в свои застенки светил науки, инженеров
и прочих полезных людей, а мне приходилось «отбивать» их через
митрополита или даже царевича Федора. Не будь у меня царского
наказа не лезть в дела церкви, давно бы прихватил этого мерзавца да
вывел на чистую воду – грешков-то за отцом Пафнутием предостаточно.
Но нет: «Церковь сама разберется, не нужно вмешиваться!». А как не
вмешиваться, когда вот так, не стесняясь, вставляют палки в колеса?
И я ведь даже предупреждал государя Ивана Федоровича, что
инквизиция вербует в свои ряды всяких подозрительных личностей под
видом послушников, но опять был проигнорирован! Смешно ведь,
ей-богу, ведь головорез-то остается головорезом, будь он хоть в
мундире, хоть в гражданском платье, хоть в монашеской рясе. В
общем, все были в курсе, все смотрели на этот зреющий гнойник, да
отмахивались, мол, ничего страшного, само собой пройдет.