Внутри будто порвалась натянутая до предела струна. Она мне угрожала, прикрываясь улыбкой, но в глазах такой холод, что нет никаких сомнений — Абаева готова выйти на тропу войны. В такие моменты в мозгу что-то срабатывает, не давая отступить, пойти на попятную. Голову поднял внутренний зверь, но я его сдерживала. Из последних сил. Черт, если бы не Артем, если бы не то, что я наговорила и натворила, если бы не мой страх потерять его, я бы прямо сейчас выпотрошила эту гадину, стерла с ее лица ухмылку. Она бы надолго запомнила это вечер. Если бы...
Широко улыбнулась в ответ. Так же, как и она. В глазах ледяное обещание уничтожить. Подруги, мать твою!
— Хорошо, пусть будет мир, — бросила небрежно и отвернулась от нее, всем своим видом показывая, что разговор мне наскучил.
— Что, вот так просто? — подленько усмехаясь, продолжала она, даже не думая уходить.
— Зачем усложнять?
— Может, ты испугалась? — хмыкнула.
— А может, просто переросла эту куриную возню? — поставила ее на место, одаривая снисходительной улыбкой.
— Я смотрю, ты растешь прямо не по дням, а по часам, — недовольно ответила Абаева и сделала знак бармену, чтоб налил, — раз уж мы с тобой заключаем мир, то предлагаю скрепить его тостом.
На мгновение отвернулась, привлеченная ярким всполохом сзади. Ничего особенного, просто луч проектора попал на стеклянный шар под потолком, озарив весь зал россыпью разноцветных огней. Повернувшись обратно, увидела Карину с двумя бокалами. Посмотрела на тот, который она протягивала мне, а в груди словно змеи шевелились.
«Не бери, — шептала интуиция, — эта дрянь способна на что угодно. И мир этот поганый выеденного яйца не стоит. Она не простит того унижения на дне рождения».
— Шампанское, — с улыбкой сказала она, по-прежнему протягивая бокал.
Я покачала головой и попросила бармена сделать коктейль:
— Нет настроения для шампанского, — пояснила, равнодушно наблюдая за тем, как Абаева с трудом удерживала на губах легкую улыбку.
Недовольно поставила мой фужер на стойку, громко стукнув. Я смотрела на ленивые пузырьки, поднимавшиеся со дна, и меня охватила какая-то тревога, еще не до конца понятная, но уже вполне ощутимая. Сдавливавшая сердце, студеной поступью прошедшая вдоль позвоночника. Надо идти домой.
Бармен поставил передо мной Пина Коладу. Кивнула ему в знак благодарности, принимая бокал, и повернулась к Абаевой: