Грохот ударившихся о стол серебряных
кубков вырвал Прокопия из тумана воспоминаний.
— Цезарь, выпьем за нерушимую дружбу
вендов и туринцев!
Изрядно накачавшийся рэкс Элисун
громыхнул о стол двумя полными кубками.
— Выпьем!
Он протянул вино Иоанну.
— Не бойся, это ваше туринское —
купчина сказал, что хорошее.
Прокопий скосил испуганный взгляд на
цезаря — господи, он же не пьет совсем!
Элисун, тыча чашей чуть ли не в лицо
Иоанна, явно не собирался успокаиваться:
— За императора, за вендов!
Не понимая, как избавиться от
назойливого рэкса, Иоанн взял кубок и, пригубив, непроизвольно
поморщился. Вот же кислятина!
— До дна! За дружбу! — завопил Элисун
и опрокинул в себя серебряную чашу.
По кругу пошла объемистая братина, и
каждый из вождей, прикладываясь, кричал: «За дружбу!», получая
громогласное одобрение зала
Иоанн, одолев первый кубок и ощутив
теплую волну расслабления во всем теле, вдруг подумал, что вино не
такое уж и плохое, а посидев и почувствовав приятное кружение в
голове, поймал себя на мысли, что эти венды в целом хорошие ребята,
а рэкс Элисун вообще славный парень. Вонь и грязь — мелочи.
Главное, все они добрые, достойные люди!
Лу́ка Велий не разделил бы мнение
своего захмелевшего цезаря о качестве вина, но насчет «ребят» тоже
был приятно удивлен. Пир протекал на редкость мирно. Была небольшая
потасовка в конце зала, но быстро затихла, и он даже не увидел
обнаженного оружия в руках. «Странно», — подумал комит. Он не любил
сюрпризы, даже приятные.
Прокопий, с тревогой наблюдая за
быстро пьянеющим Иоанном, раздумывал о том, как бы побыстрее и
понезаметней увести его из этого вертепа. На ум патрикию ничего не
приходило, а вот Элисун был полон идей. Вскочив со своего места, он
гаркнул, перекрывая шум:
— За союз империи и вендов!
Совсем молоденькая девчушка тут же
наполнила кубок цезаря вином. Рэкс с поднятой чашей в руках кинул
взгляд на Иоанна, и тот поднялся, подхватив тост:
— За союз империи и вендов!
— До дна! — заорал Элисун опрокидывая
кубок в глотку.
— До дна! — поддержали своего рэкса
собравшиеся из всей имеющейся посуды.
— До дна! — выдохнул Иоанн и в
несколько глотков осушил свою чашу.
Милая девчушка улыбнулась ему широкой
открытой улыбкой, и цезарь совсем размяк. Какая она… Его взгляд
ощупал аппетитные женские формы.