А там по прежнему обретался Мидьяр
Ле-Кинаро, и я была на все сто процентов уверена, что пел он
действительно для меня. И хотелось, о великие Стихии, как же мне
хотелось на одну короткую секунду поддаться соблазну и позволить
себе… нам… ему… позволить хоть что-то.
Коварный внутренний голос нашептывал,
что вовсе не обязательно идти во все тяжкие, как советовала
подруга. Зачем, если можно просто шагнуть к нему ближе, коснуться
носом шеи, прикрыть глаза и вдохнуть горячий запах миндаля и его
тела. Положить руки на широкую грудь. Это ведь даже не объятие, а
так, почти приличное действие. Практически случайное, ведь можно,
например, оступиться.
Я застонала, с нажимом потерла виски
и потрясла головой, стараясь избавиться от наваждения.
Но мое наваждение всегда ходило за
мной по пятам.
— Опять бежишь? — раздался негромкий
голос за спиной. — Право, мне всегда казалось глупым твое прозвище.
Мышь. Но надо признать, что в отношениях со мной ты его
оправдываешь, Миррайна. Не надоело?
Сердце с размаху рухнуло вниз и
пробило, кажется, не то что подошву ботинок и мостовую, но и как
минимум пару десятков метров земной коры. Так, собираемся,
разворачиваемся и улыбаемся! И задаем вполне логичный вопрос.
— В каких отношениях?..
— Наших, — не постеснялся повторить
мужчина, что стоял прямо за моей спиной, прислонившись боком к
стене трактира. Поза была самая по-мужски агрессивная. Скрещенные
на груди руки, мрачное выражение лица, которое слегка расплывалось
перед моим взором.
Домой, пора домой, срочно домой. Пока
не поздно. Свежий воздух добил все то, с чем не справился
глинтвейн.
— Господин Ле-Кинаро, напоминаю в
сотый раз, что у меня есть жених, стало быть, ни о каких
отношениях, кроме рабочих не может быть и ре…
Закончить я не успела, потому что он
даже слушать меня не стал, просто шагнул вперед, запустил руку в
волосы и, притянув к себе, запечатал губы поцелуем.
Первый поцелуй — как первый вдох
волшебной пыльцы. Раскрашивает мир в радугу цветов, воспламеняет
кровь, заставляет задыхаться от эйфории… и вызывает привыкание с
первого раза.
Интересно, когда я пропала
окончательно? Сейчас или еще при первой встрече? Но неважно, это
все казалось безумно далеким и незначительным.
Главное, что в это мгновение он,
жадно целуя, прижимал меня к себе.
И реальность оказалась поразительнее
любых фантазий. Я провалилась в сладкий дурман, и меня волновали
только твердые, настойчивые губы, сильные руки, прижимающие к
худощавому телу музыканта. Худощавое? Мускулы-то ощущаются.
Пробежавшись руками по плечам и груди Ярра, я запуталась пальцами в
его волосах. Ласково гладила затылок и шею, перебирала пальчиками
прохладные косички.