Если честно, я не любила слушать, как
он поет. Потому что всякий раз казалось, что эти слова лишь мне
одной, лишь для меня… и что нужно перестать мучить несчастного и
радостно отдаться в удобном ему месте.
И судя по тому, как заблестели глазки
у выбравшейся из угла блондиночки, такие ассоциации были не только
у меня.
— Я умею смотреть на тебя бесконечно,
как на древнюю медь и бегущую воду. Я вдыхаю твой запах, когда
больше нечем… дышать. И уже ненавижу свободу[1].
Негромкий, мягкий, вкрадчивый голос
скользил по коже словно пуховкой, оставляя после себя трепет.
Наверное, так не мог больше никто...
Вскинув голову, золотоволосый бард
поймал мой взгляд словно в плен и продолжил. Голос постепенно
набирал силу, заставляя струны души трепетать созвучно с гитарой, и
я могла сколько угодно убегать и плакать… потом. Но когда он пел и
смотрел на меня, я не помнила ни о женихе, ни о долге перед семьей,
ни о том, сколько женщин было у этого мужчины и что я всего лишь
очередная непокорная кукла. Бархат голоса ласкал меня, окутывая,
нашептывая, заставляя вспыхивать ответным огнем.
— Я не помню других. Я уже не играю в
эти полутона отраженного света. Я почти научился любить, не сгорая,
но еще не умею любить безответно.
Голос набирал силу, врывался в душу,
выворачивал наизнанку, заставляя прочувствовать все то, что хотел
сказать музыкант. Кожа покрывалась мурашками, и тело начинала бить
легкая дрожь. Таких бардов больше не было. Тех, кто с головой
окунают в свои эмоции, заставляют пройти по всем граням, достают из
самых тайных, самых дальних закоулков души то, что мы прячем даже
от себя.
Что делают взрослые, умные и отважные
женщины, когда красивые мужчины поют им песни про любовь?
Правильно!
Они делают ноги.
— Лора, я пойду. — Решительно
спрыгнув со стула, я схватила сумку, намотала шарфик на шею.
Подруга с сомнением на меня
посмотрела, но отговаривать не стала, лишь спросила:
— Проводить?
— Нет, я сама. Вроде как вполне в
состоянии стояния.
Не прошло и десятка секунд, как я
вылетела из питейного заведения в маленький внутренний дворик. На
мостовую ложились причудливые янтарные узоры света, который лился
меж стальных переплетений кованых фонарей. Прохладный воздух кинул
в лицо смесь запахов большого города, и я вдохнула его полной
грудью, чтобы с помощью реального мира вытеснить тот иллюзорный,
что царил сейчас у меня в голове.